Александр Золотько - Почерк дракона

– Ты крышей поехал? Чего ты выкобениваешься? Ответь, что и почему – и гуляй на все четыре.

– Ага, – кивнул Шатов, пытаясь собрать во рту слюну, чтобы плюнуть в эту гладко выбритую физиономию, – сейчас. Сейчас вы меня отпустите, ублюдки.

– Ублюдки, значит, – начальник похлопал Шатова по щеке.

– Ублюдки, пидоры… – Шатов задумался, вспоминая еще какие-нибудь ругательства, но ничего нового в голову не пришло, – пидоры. Ублюдки.

– Настырный сукин сын, – констатировал начальник выпрямляясь.

– Еще какой, – подтвердил Шатов, – ты еще не знаешь, какой я настырный. Я тебя, суку, еще…

– Что?

– Мы еще с тобой поговорим, тварь такая.

– Чо, подохнуть решил? – в голосе начальника на этот раз прозвучало неподдельное изумление, – я ж тебя, блин, угроблю…

– Не угробишь, – выдавил Шатов, – тебе, сука, не это приказали.

– Не это?

– Тебе, блин, сказали, немного мной заняться, чтобы я расклеился и потом, при разговоре с другим, знающим человеком, я был разговорчивее. А вот если я и с ним стал бы запираться, вот тогда ты мог бы меня и угрохать.

– Ты это с чего взял? – начальник поднял лицо Шатова за подбородок и заглянул ему в глаза. – С каких хренов ты так решил?

– А я не решил, – выдохнул Шатов, – я это в твоих мыслях прочитал. Я телепат, блин. И мысли твои, сука, и твоих бульдогов читаю запросто. У вас, шестерок, все мысли простые – как бы не проколоться, не перетрудиться, и чтобы хозяин не осерчал. Не так?

Залегла пауза. Неуверенная какая-то пауза, оценил Шатов. Что-то он задел такое болезненное. Душевное.

– Не знаю, что ты там насочинял, – неопределенным тоном сказал начальник, – но если ты сейчас не расколешься, то…

– То что? Я ж тебе уже сказал – зови своего главного, шестерка. Главного… – Шатов снова получил удар, но на этот раз дыхание не сбилось, и темнота не поползла из углов комнаты. – Я буду разговаривать тем, кто может решать. И отвечать за базар.

Последняя фраза вырвалась автоматически, но произвела на начальника Лешу некоторое впечатление.

– Со мной говори…

– Не-а! – снова мотнул головой Шатов. – С тобой – не буду. И с главврачом вашим – тоже не буду. Только с тем, кто отвечает за базар.

Удара не последовало. Начальник службы безопасности потоптался молча, потом махнул рукой одному из охранников:

– Сходи, глянь, приехал Михаил?

– А это… – спросил охранник, явно имея ввиду Шатова, которого нужно было поддерживать за руки.

– Ничего, милый, – сказал Шатов, – иди, поищи Михаила, я тут как-нибудь сам, с божьей помощью.

Охранник вышел. Шатов прислонился к стене. Нормально. Пол перестал качаться. И ноги снова стали твердыми и не гнулись, как резиновые шланги. Дышать! Какое счастье, что он может свободно дышать!

И он пока жив. Снова жив – и это радует. Просто невероятно. Который это раз его обрабатывали в рукопашную за последнее время? Скоро недоумение окружающих будут вызывать не синяки, а не ушибленные части тела. Например, лицо.

Шатов ощупал лицо. Нигде ничего не болело.

Шатов ощупал еще.

– Чего лапаешь, целая у тебя рожа, – бросил Алексей, опуская рукава рубашки, – портрет мы не трогали. Тебе еще, может, по городу ходить. А с покоцаной рожей…

– Верно подметил, фраер, – ухмыльнулся Шатов, – мне еще по городу ходить, с людьми общаться. Ты мне вот что скажи, засранец…

– Чего тебе? – устало спросил начальник, надевая пиджак.

На засранца он уже не реагирует, удовлетворенно оценил Шатов.

– Так вот, ты мне скажи, очень тяжело человеку в рожу не въехать?

– Точно, крышу сорвало у тебя.

– Нет, серьезно, – Шатов, морщась, ощупывал ребра, – вот, скажем, ты, двое твоих охламонов и такой симпатяга, как я. Ну, полез я не в свое дело. А ты, соответственно, решил меня приструнить.

– А не пошел бы ты…

– Никуда я не могу пойти. Мне вот интересно, как журналисту. Нужно над собой насилие совершать, чтобы морду уроду не раскровянить?

Начальник резко подошел к Шатову, поднес кулак к лицу:

– Изуродовал бы…

– Вот и я говорю, – поддержал Шатов, – трудно удержаться. Почти невозможно. Я, вон, не удержался недавно. А ты смог. Сила воли или приказ?

Начальник выматерился и отошел от Шатова.

– Правда, странно? – громче сказал Шатов, вдохнув и выдохнув несколько раз, – Ты уже не пацан, тебе лет сорок? Я спрашиваю, тебе лет сорок?

– Пошел ты.

– Лет сорок. У тебя некислая работа. Спокойная такая. И вдруг ты идешь бить какого-то журналиста, который задает дурацкие вопросы. Наверное, ты очень разозлился на журналиста. Но почему тогда не разбил ему рожу? Вот так не размахнулся и – хрясь. Глаз заплыл, зуб вылетел… Это же так приятно! Но – нельзя.