Александр Золотько - Почерк дракона

– Я уже тебе говорил, что оперативно-поисковый отдел был заново создан…

– Это ты мне уже действительно говорил. В связи с чем он был создан заново?

– Откуда я знаю? Создан и все. Подчиняется областному начальству.

– Ты что-нибудь об этом ОПО слышал еще? В связи с чем-нибудь, кроме этих двух дел?

– Ничего я о них не слышал, – чуть ли не со слезой в голосе сказал Пащенко, – знаю одно, с Ямпольским лучше не завязываться.

– Вот даже как? Такой крутой? Или у него там где-то наверху есть рука?

– Не знаю. Мне только вот сегодня, полчаса назад, опера посоветовали, – голос Пащенко стал жалобным, – темное это дело…

– И никто не гарантирует, что опера не сообщат Ямпольскому, что ты им интересовался, – что-то перепугался Пащенко больше положенного.

– Никто не гарантирует. Влип я из-за тебя, Шатов.

– И никто не гарантирует, что в разговоре со мной Ямпольский не узнает о наших с тобой теплых дружеских взаимоотношениях. То есть, если ты не сообщаешь в ОПО о моем любопытстве, то тебя могут долбануть по голове за нерадивость. А если ты стуканешь на своего приятеля Шатова, то приятель Шатов может совершенно спокойно рассказать о тех крепких узах, которые связывают продажного журналиста и продажного мента по фамилии Пащенко, – Шатов притянул к себе Пащенко за ворот рубахи, – и продажный мент по фамилии Пащенко не просто потеряет погоны, но даже и сядет.

Пащенко рванулся, но Шатов держал крепко, и рубаха затрещала.

– Сука ты, Шатов.

– А жизнь какая, товарищ старший лейтенант? Не бойся, милый. Я тебя не сдам. Ты мне еще понадобишься.

– Ты же обещал…

– Снять тебя с крючка? Только в обмен за информацию. А ты умудрился меня еще и заложить.

– Не закладывал я! – выкрикнул Пащенко.

– Какой ты молодец, – похвалил Шатов и отпустил воротник, – но ты ведь еще заложишь?

Пащенко отвел глаза.

– Не дрейфь, Григорий, я и сам собирался сегодня связаться с Ямпольским. Ему обо мне уже сообщили. Или сообщают вот в настоящий момент. Я и сам хочу с майором поболтать.

Пащенко облегченно выдохнул.

– Все, Гриша, свободен. Ту заветную кассету ты еще не заслужил, но уже на пути. Более того, выполняешь два условия и получаешь ее просто задаром.

– Какие условия? – быстро спросил Пащенко.

– Очень простые, – Шатов, не торопясь, огляделся, – во-первых, в течение ближайших трех-четырех дней сообщаешь мне о любой суете вокруг меня и этих дел, о которых мы только что говорили. А во-вторых, быстро сейчас мне говоришь все, что знаешь о бумажном драконе.

– О чем?

Встречный вопрос прозвучал спокойно, насколько Пащенко вообще мог говорить сейчас спокойно.

– Ни о чем, забудь, – Шатов потерял к Грише всякий интерес.

– А кассета?

– Я же сказал, через три-четыре дня. Точно.

– Тогда пока? – Пащенко протянул руку.

– Пока, – Шатов проигнорировал руку, – я тебе позвоню.

– Я пошел… – вид у Пащенко был несколько побитый.

Шатов посмотрел ему вдогонку. Плечи опущены, шаг неуверенный. Когда Пащенко оглянулся, в глазах его была безысходность и страх.

Он боится. Он устал быть постоянно в страхе перед тем, что Шатов в любой момент может просто обнародовать его грехи.

Так ему и нужно, подумал Шатов. Так и нужно. Нечего было… Шатов осекся.

Джунгли. Мангровые заросли. Сельва. Как там еще называл Арсений Ильич этот мир? Скопище животных, которые рвут друг друга на части, пытаются захапать побольше жратвы и самок, закрепить за собой большой участок земли. Смять слабого, сломаться перед сильным.

Звери – собаки, шакалы, черви…

И он, Шатов, один из них. Еще позавчера он был сильнее Васильева, вороватого директора дрожжевого завода, потому что мог рассказать всем о его промысле. Потом мгновенно ситуация изменилась, Васильев напомнил, что в джунглях правила другие, и что побеждает не самый горластый, а тот, кто это горло может перекусить. И Шатов побежал. Он перестал ощущать себя свободным хищником. У него осталась одна возможность – бежать, прятаться, быть на побегушках, – и все для того, чтобы другой хищник смог отогнать Васильева от его жертвы.

Шатов усмехнулся.

Как там у него было в метро? Мелкий паразит издевался над женой, пока не вмешался Шатов. Шатов мог избивать Васю-Некрофила до тех пор, пока из темноты не прозвучал выстрел и пришлось убегать. И у Шатова тогда не возникло желание остановиться и разобраться раз и навсегда. Он просто бежал.

Бежал, бежал, бежал… До тех пор, пока снова не почувствовал возможность пнуть Пащенко. И пнул, и даже получил от этого удовольствие.