Александр Золотько - Почерк дракона

О чем это он? Шатов погладил себя по ребрам. Спокойно, это еще не побои. Это только чувство единения со своим народом.

Двери вагона с шипением открылись, и в тамбур, сметая нерасторопных, вломилась новая порция пассажиров. Ничего, нужно потерпеть. До города осталось всего ничего. Минут десять. И лучше не дожидаться Центрального вокзала, выскочить на Карповке. А там – метро или машина. В любой конец города.

Осталось только выяснить, в какой.

Если вспомнить, что возле четырех покойников из восьми были маленькие бумажные дракончики, то совершенно логичным будет предположить, что и у четырех остальных также были эти мифические звери. Что это дает? А черт его знает.

Предположим… Только предположим, напомнил себе Шатов, что все восемь были убиты, и что все восемь были убиты одним и тем же человеком. Или одними и теми же людьми, торопливо добавил Шатов. Или одними и теми же людьми.

Остановиться на этом предположении или искать подтверждения? Продолжать топтаться по адресам погибших, рискуя, кстати, нарваться и на посланцев Васильева? Или дождаться звонка Арсения Ильича и спихнуть ему свою гипотезу в качестве решения? Может быть, его устроит предположение, что все смерти связаны одним этим бумажным драконом, что неминуемо приводит к предположению о существовании одного или нескольких убийц… И так далее.

Далее что?

Возможны варианты. Фантастический – Арсений Ильич удовлетворяется изысканиями Шатова в виде бумажного дракона, связывается с Васильевым, и тот перестает жаждать крови Шатова. Все довольны, все – смеются.

Реалистический вариант выглядел не так весело. Арсений Ильич успел произвести на Шатова впечатление человека настойчивого и последовательно-неприятного. Дракона, говорите? Бумажного? И хотите, чтобы вас за такую пустяковую информацию сняли с крючка? А вы забыли, что, охраняя вашу жизнь, мы, Арсений Ильич, уконтрапупили трех человек? Помните? Ну, раз у вас такая хорошая память, то вбейте в нее, что теперь вам стоит узнать, чьи именно ручки дракона из бумаги вырезали и на место преступления подбросили. Вперед!

Вперед, невесело протянул Шатов. Похоже, что именно так закончится телефонный разговор с работодателем. И, если честно, Шатов понимал всю логичность такой постановки вопроса. Если бы дело не было окрашено кровью, и не маячили бы за спиной мальчики, жаждущие получить десять тысяч долларов, Шатов ни в коем случае никому – ни себе, ни другим, не зачел бы материал как готовый, без хотя бы гипотетического преступника.

Электричка затормозила, и Шатов несколько запоздало понял, что если он решил не ехать до конечной, то ему лучше выходить. И еще он сообразил, что между ним и открытой дверью вагона десятка полтора тесно спрессованных дачников.

– Пропустите пожалуйста, – Шатов попытался протиснуться между двумя дородными дамами, но был отброшен на исходные позиции. – Позвольте!

Дамы медленно повернули к Шатову головы.

– Мне нужно пройти! – выкрикнул Шатов.

– Раньше нужно было думать, – спокойно ответила одна дама, а вторая согласно кивнула.

– Но… – двери с шипением закрылись.

Дамы удовлетворенно улыбнулись. Много ли им нужно для счастья? Вот так вот осадить молодого, наглого – и все, можно считать, что день прожит не зря.

Значит, попытался успокоить себя Шатов, не судьба ему выйти на Карповке. А судьба ему выйти на Центральном вокзале. Ну и пожалуйста. Шатов вообще в последнее время все чаще и чаще полагается на судьбу. Если суждено ему выбраться из этой истории живым, то помимо этого, станет он еще и фаталистом.

Если выберется. Сослагательное наклонение в отношении своего дальнейшего существования… Шатов покачал головой. Думать надо. Думать. Шевелить мозговой извилиной.

Кстати, попытаться понять, что нового в расклад вносит появление таинственного майора Ямпольского. Майор этот, судя по всему, имеет, во-первых, информацию о резных бумажках, а во-вторых, отчего-то считает бумажки эти очень важным моментом минимум в двух убийствах.

Стоп, не двух убийствах, а убийстве и несчастном случае. Пока не доказано, что Чупина грохнули, не стоит считать это убийством. Или…

Шатов прикусил губу. Ладно, черт с ним, пусть и Воеводину, и Чупина, и Фроленкова, и чету Шпигелей убили одни и те же руки. Что нам это дает?

Как вы полагаете, Ватсон, дает ли нам это хоть что-нибудь? Разумеется, Холмс! Это нам дает то, что кто-то в этом городе за последние два месяца отправил на тот свет восемь человек, пометив все убийства одним и тем же значком. Только вот зачем, Холмс?