Валерий Рощин - Тринадцать способов умереть

Рябого бросили у края пахоты.

Он очнулся, с трудом повернул к неровным шеренгам перепачканное грязным снегом и кровью лицо, и взирал печальными глазами на тех, кому предстояло и впредь каждодневно бояться жестокой расправы…

Он же сделал свой нелегкий выбор, навсегда оставив все страхи позади.

Коренастый грузин с перекошенной от бессильной ярости физиономией что-то прокричал; трое подчиненных с кавказскими овчарками послушно сорвались с места и… десятки огромных клыков, разрывая человеческую плоть, довершили то, чего не успели сделать на верхней площадке автоматные пули.

Скопцов изо всех сил рванул на себя штурвал.

Частокол из высоченных кедров промелькнул внизу, и лишь слабый удар правой стойкой об одну из верхушек, известил об удачном окончании самой сложной, почти несбыточной фазы побега…

Машину болтало и бросало из стороны в сторону. Жалобно скрипели растяжки, шпангоуты и прочие силовые элементы фюзеляжа; крылья издавали настораживающие звуки, похожие на треск, но… самолет летел и упрямо набирал высоту.

«Давай-давай, дружок – выручай земляков!.. – часто приговаривал довольный Максим, по очереди вытирая вспотевшие ладони об одежду и медленно подворачивая угнанный Ан-2 на север. – Теперь не въехать бы куда-нибудь в этой жуткой облачности! В каком бы районе Грузии лагерь не находился, двигаться нам следует именно туда. Там – на севере, наша Родина!..»

Ни курсовой прибор, ни радиокомпас не работали – то ли были неисправны, то ли он не сумел отыскать способов их включения. Поэтому ориентироваться приходилось по дублирующему и весьма ненадежному компасу – «бычьему глазу» – маленькому намагниченному шарику, плававшему в глицерине и выдававшему громадную погрешность в несколько десятков градусов. И все же самыми главными приборами для Скопцова сейчас оставались авиагоризонт с высотомером. Авиагоризонт помогал с помощью непривычного штурвала удерживать самолет от опасных кренов, а стрелка высотомера неумолимо накручивала обороты – именно высота в непроглядном темно-сером месиве облаков гарантировала от столкновения с горными вершинами, точного местонахождения которых никто из троих беглецов не знал.

Барклай расположился в кресле второго пилота, Терентьев торчал сзади между двух кресел – у раскрытой дверцы. Оба помалкивали, заворожено наблюдая за нервозной и напряженной работой пилота.

Ворочая штурвалом и не отрывая взгляда от приборов, майор тоже молчал – то ли сосредоточился на управлении, то ли переваривал известие о Рябом, пожелавшем остаться на площадке – прикрывать их взлет. Этот простецкий, бесхитростный человек за неделю пребывания в лагере сумел стать для него надежным и незаменимым товарищем, подчас оберегавшим от необдуманных, безрассудных поступков…

– Макс, у меня назревает вопрос, – внезапно отвлек от печальных размышлений подполковник. – Мы на кой хрен так высоко забираемся?

– А чем тебе не нравится высота? – не отвлекаясь от управления, молвил летчик.

– Так нас же родимое ПВО пиз… шибанет и не перекрестится!..

– Насчет ПВО не знаю, а вот «поцеловаться» с первой же горой после удачного побега из плена я желанием не горю.

Бывалый вояка пожевал губами, подумал… и, точно испытывая молодого приятеля, поддел:

– Макс, все дети знают: где начинается авиация – там заканчивается дисциплина. Знавал я раньше пилотов – летали так, что дух захватывало! И на инструкции, помнится, плевали…

– Отсутствие дисциплины на земле – одно, а здесь, в воздухе – другое! – парировал тот. – Знавал и я таких, о которых ты напомнил. Неплохие парни были. При жизни…

– ?..

– Когда ворочаешь ручкой или таким штурвалом… – Скопцов похлопал по колонке правой ладонью, – нужны трезвые мозги и обостренное чувство самосохранения.

– А обдуманный риск ты исключаешь?..

– Да вся наша затея, включая этот полет – сплошной риск! И потом, Сева, знаешь, что?.. – он покосился вправо, – ты нами командовал на земле?

– Ну…

– Так вот, ежели не будешь лезть в летную работу со своим узколобым пехотным мировоззрением – появится шанс покомандовать снова.

– Ну, коли гарантируешь, тогда умолкаю! – громко засмеялся в ответ Барк.

– Гарантий тут никто не даст. И мягкой посадки, скорее всего не будет. А ниже безопасной высоты в горах при абсолютном отсутствии видимости летают одни самоубийцы. Даже окажись на борту навигационная карта, толку от нее – ноль, потому как места мы своего ни черта не знаем.