Удача явилась к председателю московской Чека в виде высокого сухопарого блондина с редкой шевелюрой. Его гость выглядел человеком застенчивым, и оставалось только удивляться, каким чудом он сумел преодолеть свою робость, перешагнуть порог грозного кабинета.
Агентом он оказался прирожденным — такие встречаются нечасто, — обладал отменной памятью и наблюдательностью. Не заигрывался, как это нередко случалось с другими, умел вовремя остановиться, реально оценить ситуацию. А его информация всегда отличалась точностью.
Опасаясь спалить столь ценного агента, Сарычев общался с ним с особыми предосторожностями.
— И еще вот что, на левом запястье у нее небольшой кривой шрам.
Игнат Сарычев видел и этот шрам, не однажды им целованный.
— Вы говорили кому-нибудь об этом?
— Как же можно! — искренне удивился Леонид. — Как увидел, так сразу же к вам!
— Хорошо, но только зря ты сюда пришел. Можно было как-то по-другому. Увидеть могут.
Прихлебывая крепкий чай, Леонид усмехнулся:
— Я же не настолько глупый! Посмотрел, что здесь никого не осталось, ну я и шмыгнул. Постовому сказал, что вы вызывали, как свидетеля, мол…
— Ладно, будем надеяться, что все обойдется. Но в следующий раз так не поступай, не следует рисковать. Я же тебе говорил, в магазине на углу сидит наш человек, передашь ему записку, а он уже знает, как с ней следует распорядиться.
— Хорошо, — виновато кивнул Леонид.
— Как часто Кирьян бывает с ней?
— Я видел его два раза. Первый раз я ничего вам не сказал, думал, что случайно… В тот раз дама отчего-то быстро засобиралась, и они ушли. Второй раз их Фрол обслуживал, а он хозяину верней сторожевой собаки служит. Из него слова не вырвешь… В тот раз они в отдельном кабинете сидели.
— И что ты заметил?
— Не хочу говорить лишнего, но я так понимаю, что между ними любовь.
Губы Сарычева дрогнули, и ему очень хотелось верить, что Леонид этого не заметил.
Допив чай, Леонид ушел.
Достав из шкафа личное дело Марины Феоктистовой, в девичестве Завьяловой, Игнат Сарычев открыл его. Красивое, слегка наивное девичье лицо. Наверное, такой она была в старших классах гимназии. Сейчас в ее взгляде сплошная суровость — ничего не поделаешь, профессия накладывает свой отпечаток. Вообще-то странно, что женщина работает в Чека, для этого дела требуется сильный характер и масса дополнительных качеств, которыми женщина не может обладать в силу своих природных особенностей. А такая барышня, как Мария, — красивая, мягкая, интеллигентная — странность вдвойне.
В этом деле имелась еще одна нестыковка, она говорила о том, что на работу в Чека ее направила партия, но в действительности со своей просьбой она обратилась лично к Дзержинскому, и «Железный Феликс» неожиданно размяк под ее натиском. Весьма редкий случай, надо признать. Не очень-то он жалует женщин.
Трудно было поверить, что в ее желании работать в Чека была романтическая основа. Это не расклеивание листовок в темных переулках, где душевная царская охранка могла только погрозить пальчиком хорошенькой девушке.
Здесь игры идут по-крупному. Мужские! За них и голову оторвать могут. Да и самим головы приходится отрывать. А ведь Мария из интеллигентной семьи, потомственная дворянка. Ей больше подошло бы заняться какой-нибудь благотворительностью, организовывать смотры, участвовать в самодеятельности, а она норовит в самое пекло влезть, хочет быть одной из шестеренок карающей машины.
Было в этом что-то противоестественное.
А что, если все это время Кирьян жил у Марии, ведь все говорили о том, что у него появилась какая-то женщина, о которой толком никто из жиганов ничего не знал. А ведь и в самом деле — лучшего места для того, чтобы спрятаться, чем в квартире у Марии, ему не отыскать. Вот картина получается — его по всей Москве ищут, а он себе спокойно на диване лежит да титьки у комиссарши теребит!
Раздался короткий стук в дверь. Сарычев захлопнул дело и сунул его в стол.
— Войдите.
В кабинет вошел Кравчук. Выглядел он отчего-то слегка виноватым. Неужели в чем-то провинился?
Сарычев слегка нахмурился:
— Я-то думал, что уже все разбежались. Время-то уже за полночь. С чем пришел?
— Понимаете, товарищ Сарычев, мне нужно домой в деревню дня на три съездить. Мать у меня одна осталась. Крышу надо подправить, пишет, что заливает, да и поддержать ее как-то надо, а то после смерти батяни она сама не своя стала. Боюсь я за нее!
— Ты же знаешь, что сейчас нам особенно не хватает людей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу