Евгений Сухов - Власть Варяга

В общем, поводов для оптимизма было предостаточно!

Однако свидание не заладилось. Полнейший облом! В женской душе произошли какие-то непонятные метаморфозы, и самое большее, чего он сумел добиться в тот вечер, так это завалить Лариску на двуспальную кровать и в упорной борьбе стянуть с нее черные узенькие трусики. А дальше, скрестив ноги, бывшая любовница яростно отбила все его многочисленные атаки, выстояв, словно героическая Брестская крепость.

И вот усталый и обозленный на весь белый свет Ерофеев в одиночестве выдул всю бутылку водки и, коря себя за потерянное время и притупившееся мужское чутье, а также проклиная недотрогу Лариску, отправился в лоно семьи залечивать кровоточащую душевную рану. И какого тогда хрена баба строила глазки и так упорно зазывала к себе?!

Если в чем-то и могла обвинить Петра благоверная, так это в неумеренном количестве алкоголя, выпитого в этот незадавшийся вечер.

Скверно, но супруга обладала завидной интуицией, и Петр понимал, что любая его история может рассыпаться в прах под ее несколькими точными вопросами. Уж она-то умела находить противоречия в его «показаниях», к этому у нее был божий дар! Следовало придумать что-нибудь поправдоподобнее да похитрее, чтобы объяснить не только позднее возвращение, но и почему он так крепко выпил.

Можно было, конечно, сказать, что он свято блюдет супружескую верность, но для этого потребовалось бы поведать обо всех перипетиях неудачного вечера, чего Петру делать категорически не хотелось.

Ерофеев с тоской подходил к дому, а ноги с каждым шагом становились все более неподъемными. Остановившись, Петр закурил. Сквозь густую крону клена просвечивало ярко освещенное окно на четвертом этаже. Волнуется супруга, ждет, но лишь затем, чтобы, вооружившись скалкой, учинить мужу жуткий разгон.

Эх, была не была! Петр в сердцах отбросил недокуренную сигарету — не на лавочке же ночь коротать. И это у собственного-то дома! Увидит кто, потом разговоров не оберешься!

Ерофеев уже протянул руку, чтобы открыть кодовый замок, как вдруг увидел, что дверь подъезда незаперта и через узкую щель на асфальт падает тонкая полоска тусклого желтого света.

Отворив дверь и пройдя несколько лестничных пролетов, Ерофеев заметил лежавшего около стены мужчину. Первой его мыслью было то, что стоило только оставить незапертой дверь, как подъезд оккупировали всепроникающие бомжи. Но уже в следующий момент Петр осознал, что здесь что-то не так. Для обыкновенного бродяги незнакомец был слишком прилично одет. Например, серый в полосочку костюм был приобретен явно не в простом магазине, да и лежал этот человек как-то уж очень хитро, неудобно вывернув ногу. В таком положении долго не поспишь. Присмотревшись, Ерофеев увидел вокруг него пятна крови.

Бог ты мой!

Мужчина лежал без движения в кровавой луже, растекавшейся по кафельному полу двумя длинными языками. Может, все-таки еще живой? Ерофеев подошел поближе, нагнулся и опасливо посмотрел на незнакомца. Это был сосед по лестничной площадке Валерий Шурков. Одного короткого взгляда было достаточно, чтобы понять — стопроцентный мертвяк! Кто бы мог подумать. Ведь еще вчера вечером курили, говорили за жизнь. Вот так оно и бывает.

Жутко, конечно, но Петр испытал некоторое облегчение — будет что рассказать жене в качестве оправдания.

Михаил Чертанов присел на корточки и заглянул в лицо убитому. На правой стороне лба зияло небольшое отверстие. Стреляли почти в упор, и в крупных порах кожи были отчетливо видны крохотные темные частички пороховой гари. Внизу живота расплывалось огромное красное пятно. Тоже смертельно. Во всяком случае, мало кому удавалось выжить после такого коварного выстрела.

А это еще что такое? Из паха убитого торчал перепачканный в крови металлический предмет, напоминающий обломок кинжала. Значит, все-таки не выстрел, а удар ножом? Странно, однако… Зачем наносить человеку две смертельные раны? Тем более разным оружием?

Чтобы попасть ножом в пах, убийце нужно было приблизиться к своей жертве вплотную — иначе не достать. Не проще ли было бы обойтись одним стволом?

Кто-то из следаков вкрутил на площадке мощную лампу, и яркий свет беспощадно высвечивал крупные черты лица убитого мужчины. Рассматривая его посиневшее лицо, трудно было поверить, что каких-то несколько часов назад он разговаривал, двигался. Жил, одним словом! Было такое впечатление, что он уже целую вечность пролежал у этой самой батареи.