Евгений Сухов - Медвежатник

Голицын не уходил.

— Генерал, так я могу на вас рассчитывать?

— О чем вы, князь?.. Ах, об этом! Так вот, хочу вам сказать, полиция никогда не сдает своих агентов, у нас имеется немало приемов, чтобы воздействовать на вашу работоспособность. Но хотелось бы верить, что наш разговор все-таки пошел вам на пользу. У вас имеется хотя бы предположение, где сейчас может находиться господин Родионов?

— Нет.

— Ладно, ступайте.

Голицын вышел. Генерал подошел к окну. Идиот! Мог бы держаться непринужденнее. В этом перепуганном озирающемся типе любой сможет угадать тайного агента полиции. Ладно, ну да бог с ним, еще переговорим.

Генерал достал из кармана письмо — обыкновенный казенный конверт с гербовыми печатями, мало чем отличавшийся от прочей служебной корреспонденции. Если бы не одно существенное обстоятельство — его написал сам директор департамента господин Ракитов. Имея огромный штат в канцелярии, Ракитов очень редко брался за перо, и, как многие считали, делал он это для того, чтобы совсем не разучиться писать. В действительности причина была несколько иной — просто у директора департамента существовала давняя привычка доставлять своим служащим неприятности в письменном виде. Казалось бы, чего легче, набрал номер телефона да отчитал по всей форме проштрафившегося сотрудника, а то надиктовал оскорбление машинистке да отправил его с курьером. Но нет, директор садился за письменный стол и, уподобившись писарю средней руки, выжимал из своей головы учтивую ругань.

Несколько раз Аристов брал в руки конверт, чтобы выудить из его глубины послание вышестоящего начальника, но всякий раз откладывал. А конверт жег руки.

Подумав, Григорий Васильевич решительно надорвал конверт.

— Оно и правда, чего тебе здесь делать? — бодро отозвался Парамон, хотя по каплям влаги в уголках глаз было понятно, что ему не до веселья. — Хватит! Находился ты по краешку вдоволь. Дальше-то уже пропасть будет. Как ухнешься в нее с головой, так обратной дороги уже не сыскать. Я тебе никогда не говорил, да чего уж там, — махнул старик рукой. — Ты и сам об этом прекрасно знаешь, не по пути тебе с храпами и душегубами. У тебя иная дорога. Ты и в детстве от сверстников отличался смекалкой да оборотистостью. Одним словом, чувствовалась в тебе порода! А это, брат, из-под любой тужурки остроугольным камнем выпирает. Уедешь во Францию, затеряешься среди вельмож и заживешь на свои денежки, как пристало добропорядочному буржуа. А мы к тебе еще в гости станем ездить… если ты, конечно, пригласить изволишь.

Загрустила и Дуня-Душечка. Невинный возраст не мешал ей смотреть на Савелия почти по-матерински. В ее глазах просматривалось столько нежности и любви, что у всякого, кто ее видел, невольно возникало желание забраться к ней на колени и ткнуться лицом в теплую и мягкую грудь. Нечто подобное испытывал и Савелий.

— Уезжай, Савельюшка, там тебе будет лучше! — едва скрывая печаль, произнесла Дуня.

Савелий невольно улыбнулся, сказанное очень напоминало родительское благословение. Дескать, подрос ты, вот и отлетаешь от родного гнезда. Но глаза Душечки говорили о большем.

— А потом ведь, скажу тебе откровенно, — понизил голос Парамон для пущей важности, — все наши накопления гроша ломаного не стоят, если рядом с нами нет любящей женщины. У тебя такая имеется, Савелий, вот ты это и цени. А если не убережешь того, что имеешь, то обратно уже не вернешь, вот так-то.

Елизавета сидела рядом и за время разговора не проронила ни слова. Она впервые была на Хитровке и за происходящим вокруг наблюдала с нескрываемым удивлением. С ней почтительно раскланивались, называли милостивой. Нищие, вопреки ожиданию, не цепляли ее руками за подол, чтобы выпросить копеечку, а вели себя достойно, точно придворные при королевском дворе. Никто не выбегал наперерез с кинжалом в руках, чтобы выпотрошить из нее душу. И она, не без горечи, думала о том, что о Хитровке многие говорят и пишут массу всяких несуразностей. По своей наивности она даже не подозревала о главной причине тактичности бродяг — рядом с ней находился Савелий, один из королей Хитровки. А следовательно, каждый хитрованец обязан был обращаться с его спутницей, как если бы повстречал царскую особу.

— Мне будет тебя не хватать, Парамон, — приобнял старика Савелий. И вдруг с болью подумал о том, что Парамон состарился и превратился в дряхлого старика. Превращение произошло как-то очень неожиданно для его глаз. — Очень!