То, что говорила эта дамочка, было резонным. Она ничем не может мне пока помочь. Просто я теперь точно знал, где находится Чегодаев.
– Ты поможешь спасти человека… – пытался уговорить я журналистку и чувствовал, как наполняюсь дикой злобой.
Мне захотелось ударить эту, в сущности, еще девчонку, смять, пырнуть кинжалом. Впервые за многие недели здесь, в Боснии я люто ненавидел человека, причем соотечественника. Казалось, что из под земли идет невидимая и могучая энергия зла, которая переполняет тебя всего, и ты начинаешь это зло творить. А может, я всего-навсего был голоден, давно не трахался, перенервничал последние дни и поэтому злился.
– Тогда прощай, – сказал я. – Когда услышишь шум, выстрелы, особенно не высовывайся. А теперь иди спать.
Светлана хотела еще что-то сказать, возразить, спросить, но я поднял руку.
Как только девушка закрыла за собой дверь, я подошел к выходу из коридора и прислушался. Часовой стоял возле самой двери. После разговора с журналисткой я весь кипел от злобы.
Я резко распахнул дверь и звезданул здоровой коленкой в пах уставившегося на меня часового, а потом нанес оглушающий удар по черепу. Выволок того в коридор. Снял куртку, забрал автомат.
Теперь мне надо было умыться. В этом паршивом городе нельзя даже умыться… Мое чумазое лицо сразу вызовет подозрения. Я двинулся по коридору в поисках умывальника. Воды в кранах не было, но в туалетной комнате стоял бачок с водой. Я напился, умылся и срезал повязку с колена. Опухоль прошла, и колено сгибалось.
…Часовой у двери полицейского управления окликнул меня, но я, невнятно бормоча, продолжал приближаться к нему. Часовой передернул затвор автомата, но в этот момент я прыгнул и ударом ноги с разворота погрузил его сознание во тьму. Взял его оружие. На шум изнутри здания выбежал дежурный офицер. От моего удара он тоже погрузился во тьму. Я нащупал ключи в кармане офицера, взял их и вошел внутрь здания. Теперь необходимо найти комнату или камеру, в которой содержался Чегодаев.
В коридоре слева была открыта дверь в комнату, и когда я заглянул туда, то увидел спящих одетых боснийцев. Я подобрал ключ к двери и запер ее. Затем взял горящую свечу со стола дежурного и спустился в подвальное помещение. Вот одна камера, битком набитая людьми. Вот другая.
В первой Федора не было. В другой, в ответ на мой приказ выйти, в углу, на доске, привинченной к стене, пошевелился человек.
– Федор, быстрее! Всем остальным подождать три минуты и уходить.
– Русский, русский! – зашептали пленные или преступники. Кто там был в камере, черт его знает. Может, я выпустил убийц и мародеров. Плевать!
В свете свечи лицо Федора напоминало лицо покойника. Мое было не лучшим.
– Юрий, ты? Боже!..
– Ты цел? Передвигаться можешь?
– Могу, только ладонь порезана…
– Быстро иди за мной, вот тебе автомат… Когда мы выбегали из полицейского управления, вовсю затрезвонил телефон. За порогом стонали и приходили в себя офицер и часовой.
Я понимал, что далеко нам не уйти. Весь город представлял собой огромный военный лагерь, где был вооружен почти каждый взрослый мужчина. Если будет поднята тревога, нас схватят в течении получаса. Следовало затаиться и ждать, чтобы уйти в тишине.
…Я опять в своем доме-убежище. Но мы не спешим в квартиру на пятом этаже. Это опасно. Мы спускаемся в подвальное помещение и забираемся в узкий лоток, где шныряют голодные крысы. Надо отлежаться, отдохнуть.
Выстрелы, крики, топот ног продолжались до самого утра. Скорее всего, боснийцы ловили своих же преступников.
После полудня я пролез в коллектор канализации, просидел там часа два или три, прислушиваясь к шумам на улице. Наконец, я внятно расслышал, как на джипе меняют колеса. Тогда мы вернулись на первый этаж дома, выждали, пока закончится работа с колесами и начали ждать удобного момента, чтобы завладеть джипом.
Когда колеса были сменены, обстановка оказалась такова: на своем посту у двери, как обычно, стоял часовой; немец, владелец джипа, то садился за руль, то выходил из машины, собирая свои гаечные ключи и прочие причиндалы; журналистка стояла на тротуаре и непрерывно вращала головой. Двое других фоторепортеров просто слонялись по улице.
Главную опасность представлял босниец-сопровождающий, который ни на минуту не отходил от немца. То он ему помогал менять шины, отложив в сторону автомат, то снова брал оружие и нервно прохаживался взад-вперед.
Я выбрал момент, когда и часовой, и босниец-охранник не смотрели в мою сторону, стояли отвернувшись.
Читать дальше