Владимир Колычев: Брат, стреляй первым!

— А ты что, художник-натуралист?

— Ты мне еще поговори, каз-зел…

— Козел — это твоя фамилия, не моя.

Никита не собирался сносить оскорбления. Он не напрягался, не становился в стойку, не делал свирепую физиономию. По своей комплекции он немногим уступал первому крепышу, но тот не счел его серьезным соперником. И лениво так бросил в него свой пудовый кулак. За что и поплатился.

Никита пригнулся, пропустил кулак над головой. Мощное движение бедром снизу вверх, еще более мощный бросок руки, и его кулак полетел в цель. Удар снизу вверх — его «коронка». Клацнули челюсти, крепыш очумело завращал глазами и подался назад. Из его пасти реактивной струёй плеснула кровь. Возможно, он откусил себе язык. Сам виноват…

Второй крепыш схлопотал сногсшибательный апперкот еще до того, как успел что-то сообразить. Он плюхнулся на задницу и с воем обхватил голову руками. Как и его напарник, подняться он не пытался.

— Вам повезло, молодой человек, — подмигнул ему Никита. — Перелом челюсти вы уже заработали. Но можно пойти дальше. Как вам нравится почечный фарш?..

— Ка-а… Ка-а…

Крепыш силился что-то сказать. В его глазах клокотала лютая ненависть. Но в них был и страх.

— Ну как хотите. Если пожелаете, обращайтесь. Я здесь неподалеку живу. Пока, ребятки…

Никита помахал крепышам ручкой и преспокойно направился в противоположную от дома родителей сторону.

Его безмятежность была внешней. Внутри от напряжения звенели нервы, как туго натянутые струны. Он отдавал себе ясный отчет в происходящем. Ему пришлось схлестнуться не с кем-нибудь, а с братками-рэкетирами. Этих крутолобых качков с пунктирными извилинами хватало еще в те времена, когда он уходил в армию. Об их свирепости слагались страшные байки. Ими пугали детей. Тогда они ездили на «девятках» и подержанных иномарках. Сейчас вот в их распоряжении новенькие «БМВ». Но натура их осталась прежней.

В этой стычке Никита победил. Но при этом оставил за братками слово. И если те захотят взять реванш, ему несдобровать. А он никоим образом не причислял себя к числу любителей неприятностей. Поэтому на душе скребли кошки…

Он побродил по незнакомому району. И только где-то через час подошел к дому, где жили родители.

Никита уже сейчас мог встретиться с братками. Но у подъезда его никто не ждал. И на пятки никто не наступал. Возможно, инцидент с крепышами из «БМВ» останется без последствий. Никите очень хотелось на это надеяться.

О братках он забыл сразу, как только увидел женщину, которая открыла ему дверь. Худая, глаза красные, мешки под ними, не одежда на ней — лохмотья. От нее исходил запах перегара и давно не мытого тела. Он с трудом узнал ее.

Никита не мог в это поверить, но перед ним стояла его родная мать.

На его появление женщина не реагировала. Она пьяно шаталась и тупо смотрела на него.

— Мама, это я, — холодея, тускло проговорил Никита.

— А-а, Никита… Вернулся?

Наконец-то она узнала его. И даже полезла целоваться. Никита обнял ее. И чуть не заплакал. Но не от радости, а от обиды.

Он понял, что произошло. Его мать спилась. Вместе с отцом. Из холеной «совковой» дамы она превратилась в неряшливую алкоголичку. Ну как такое могло случиться?..

— А где отец? — спросил Никита.

— На работе…

Он не успел обрадоваться известию, что отец устроился-таки на работу. Мать его снова как обухом по голове ударила:

— Бутылки пошел собирать…

Никогда Никите не было так хреново, как сейчас.

— А ты, сынок, бутылочку с собой случайно не прихватил? — спросила мать.

И разволновалась, аж залихорадило. Алкоголизм в последней стадии. А ведь раньше она могла лишь пригубить бокал вина, и то по большим праздникам. Вот что может сделать с человеком водка… Оба опустились на самое дно — и мать, и отец.

— Случайно не прихватил…

Никита обвел тоскливым взглядом одну-единственную комнату с оборванными обоями. Из мебели только стол и стул. Доска на кирпичах — жалкое подобие скамейки — не в счет. И два грязных матраца под категорию мягкой мебели подходили едва ли.

— А может, сходишь?

У Никиты были деньги. Совсем немного. На пару бутылок.

— Схожу… Но обещай, что больше пить не будешь…

— Да ты что, сынок, — засуетилась мать. — Конечно, не буду… Конечно, нет, что ты… Как же можно… Все, сегодня последний раз, и все. Честное слово!..

Никита сходил в магазин. Купил две поллитровки. И на закуску хлеба. Он подозревал, что мать уже давно ничего не ела.