В остальном — полная сопоставимость.
Первым перестал стрелять Док. Огорчённо оглядев пустой пистолет, аккуратно уложил его в докторский баул, рядом с лекарствами и со шприцами. Вторым опустошил последний рожок Витёк. Пошарил по карманам, покопался в снегу, конечно, ничего не нашёл и принялся поливать злой матерщиной и хохла, оставившего их, и судьбу-злодейку.
Кончились патроны и у Белова. Он поднялся, бросил в сторону боевиков бесполезное оружие, неторопливо достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Закурил. Федя не молился — с непривычным для него гневом смотрел на боевиков.
Смелость, презрение к смерти уважают не только друзья, но и враги. Боевики со стразом и невольным уважением смотрели на безоружных парней. Убивать их — нарушить законы шариата, пусть судьбу неверных решает полевой командир…
Омар не знал, как поступить с пленниками. За освобождение богатого владельца Фонда можно получить немалый выкуп — не меньше пятисот лимонов баксов. Хромого парня обидеть — грех, Аллах не простит этого. Тощий монашек чем-то похож на дервиша — вдруг нашлёт на голову обидевшего его человека гнев Всевышнего. А уж о враче и говорить не стоит — он будто послан Аллахом для лечения больных боевиков и их семей.
Решив, наконец, трудную задачу, Омар вышел из сакли к ожидающим его пленникам.
Они стояли, окруженные победителями, не унылые и испуганные — спокойные и даже, так показалось Омару, гордые. Если бы пленники упали на колени, зарыдали, выпрашивая пощаду, он бы, вволю насладившись их унижением, может быть, и подарил им жизнь.
Арабский инструктор был недалёк от жеста, означающего: правоверные, режьте нечестивцев! Останавливала его только одна мысль: за мёртвых выкупа не получишь.
Белов с любопытством осматривал аул — жалкие сакли, прилепившиеся к горному склону, нагромождения камней, узкая тропа, ведущая к перевалу. Сплошная нищета и безысходность. Интересно, чем занимаются жители? Хлебопашество отпадает — оно осталось на равнине, где есть плодородные почвы. Животноводство? А где пасти скот, коровы и овцы не станут жевать камни — мигом подохнут.
За спинами охранников стоит небольшая группа, в основном — женщины и подростки. Мужчины ушли на газават, войну с неверными. Саша увидел заплаканную Зарему и весело подмигнул ей. Не трусь, мол, девочка, нас не так уж легко казнить — мы ещё повоюем!
Рядом с Заремой — чеченец. Худощавый, подтянутый, аккуратно подстриженный… Почему он кажется хорошо знакомым, где Белов мог встречаться с ним? Память заработала не хуже быстродействующего компьютера, перебирая неисчислимое количество вариантов. .. Ага, вот где! Рейс Свободный-Первомайское, с промежуточными посадками в Таёжном и Мошкаре…Посадка в вертолёт… Опаздывающий пассажир… Шёпот, предупреждающий об опасности…Исчезновение в Таёжном…
Джамаль? Конечно, это он! Единственный друг в горном ауле. Возможно — спаситель. Если судить о прижавшейся к нему девочке, отец Заремы.
Забавная и, одновременно, обнадёживающая ситуация. У всех кавказских народов — обострённое чувство справедливости. Они никогда не откажут в гостеприимстве даже злейшему врагу, переступившему порог их сакли. А человека, спасшего их родственника, защитят ценой собственной жизни. Белов спас не только родственницу — родную дочь Джамаля. Появилась тонкая, едва ощутимая нить, ведущая к спасению…
Наконец, Омар вынес приговор.
— Лекаря отвести к раненным героям — пусть лечит их. Ночевать — в зиндан. Дервиша и инвалида — туда же. Этого, — ткнул он крючковатым пальцем в сторону Белова, — ко мне в саклю…
В сакле предводитель исламистов развалился на лежанке, пленнику сесть не разрешил.
— Давно мы с тобой не разговаривали, — дружелюбно заметил он. — Если не ошибаюсь, последний базар был на свалке, в Карфагене…Сколько прошло времени — ужас!
Житель Арабских Эмиратов в совершенстве владел русским языком. Впрочем, он мог разговаривать и по-английски, и на хинди, и по-немецки — профессия космополита, агента мирового терроризма обязывает. Омар воевал в Боснии, сотрудничал с басками в Испании, организовывал взрывы в Америке и в России.
— Согласен, времени прошло немало, — Белов без разрешения присел на скамью, стоящую возле двери. — А ты всё такой же… ретивый.
— Жизнь такая, Саша, — вздохнул араб. — Приходится крутиться. Знаю, зачем ты пришёл — за тёлкой, да? Заруби себе на носу — не отдам! Она — трофей, увезу в Эмираты — станет звездой моего гарема…
Читать дальше