Андрей Кивинов - Акула. Отстрел воров

— А родители?

— Не надо о них. Считай, что я инкубаторская.

Пила Ольга обдуманно. Первые три рюмки целиком, с четвёртой начала экономить, чуть пригубит — и ставит. Чувствовалось, что ей часто приходилось выпивать в ситуациях, когда надо себя контролировать досконально.

Обращение на «ты» требовало от Ольги усилий. В середине фразы оно проскакивало без труда, но вопрос потребовал усилий:

— Ты не женат?

— Как сказать…

— То есть девушка есть?

— Есть, — он посмотрел ей прямо в глаза. — У меня работа такая, не располагающая к семейной жизни. Редко у кого получается, чтобы там и там было одинаково хорошо. Обычно что-то одно перевешивает. По крайней мере, во время первой женитьбы. Второй раз выбирают внимательнее. Но все равно ошибаются.

— Как и все…

— Да, людям это свойственно.

— Хорошо моряку. Пришёл в порт — там ждёт девушка. Хорошо лётчику. Прилетел на аэродром — и его там ждёт девушка. Машинисту хорошо — его на вокзале ждёт девушка. Только девушке плохо: то в порт, то в аэропорт, то на вокзал.

Акулов тоже улыбнулся.

— Это квартира твоего друга?

— Он здесь не живёт.

— Просто меня удивляет… Машина ведь тоже твоя собственная? Я удивляюсь. Камень вместо пистолета, игра в прятки у знакомых… Рабочий день, как я понимаю, у тебя давно кончился. Зачем тебе все это?

— А что делать, если программа защиты свидетеля у нас только на бумаге записана, но ни фига не работает?

— Я не о том спрашиваю! Зачем лично тебе это нужно? Тебя бы что, наказали, если бы с нами что-то случилось?

— Нет. Но мне самому было бы неприятно. Я бы себе этого не простил. Понимаешь, я просто не могу по-другому.

— А когда ты найдёшь тех, кто убил Громова, — что будет дальше?

— Ничего. Займусь другим делом. На мой век их хватит с избытком.

— Я, кажется, понимаю… Не очень, но понимаю.

— Да, поначалу это здорово удивляет. Словами объяснить сложно. Надо почувствовать… Что-то давно я не наливал!

Ольга выпила до дна. Подняла кружку:

— Плесни, у меня кончилось.

Акулов налил девушке «пепси-колу». Себе тоже добавил. Есть продолжили молча.

— Чай будешь? — спросила Ольга, собирая грязные тарелки.

Акулов посмотрел на водку и отрицательно покачал головой.

— Я себе налью, если не возражаешь.

— Пей.

К чаю ничего не было — он как-то не подумал об этом, а в квартире, как и предупреждал Ермаков, все продовольственные припасы ограничивались спиртным.

— Заварка хорошая, — Ольга вернулась к столу. Села на табуретку, поджав под себя одну ногу. Спросила задумчиво: — По-твоему, это за нами охотились? Хотели убить?

— Охотились точно. Но убивать, может быть, не хотели.

— Сашку жалко. Как его?..

— Зарезали.

— Ужас! — она снова, как и у себя дома, намотала на палец локон. — Ты говоришь: он, потом ещё кто-то, а теперь, может быть, я… Но я не понимаю, за что?! Все время прокручиваю в голове, думаю — и не понимаю. Я же ничего такого не знаю!

— Они могут считать по-другому. А могут и ничего не считать, а просто хотеть подстраховаться. Ушлые ребята, ты же сама это видела. Мозг у них, правда, один на двоих. И тот — спинной.

Ольга замолчала надолго. К чаю почти не притрагивалась. Сидела, глядя перед собой. Акулов напротив, подливал раз за разом. Спиртное не действовало — последствия стресса и обильной еды. Чувствовал, что Ольга колеблется. Что-то у неё есть на уме! Решил события не форсировать. Сама расскажет.

Она так и предложила:

— Давай закончим разговор завтра?

— Как скажешь.

— Мне нужно подумать.

— Я вижу.

Она помыла посуду. Быстро, как будто всю жизнь только этим и занималась. Андрей вышел в коридор, заглянул в кладовую и на антресоли.

— Ты что-то ищешь? — Она выглянула из кухни, вытирая полотенцем тарелку.

— Раскладушку.

— А-а-а… — не найдя, что сказать, она вернулась к раковине; позже, когда Андрей сел за стол, сказала приготовленную фразу: — Даша спит очень крепко и не имеет привычки вставать по ночам.

Говоря, смотрела перед собой на белый кафель стены.

— Это хорошо, — Акулов налил новую рюмку. Выпил, поморщился. Закусывать не стал, хотя ещё оставалась нарезанная ветчина.

Ольга выключила воду, повесила полотенце и села на табуретку. Облокотилась на стол. Две верхние пуговицы на рубашке оказались расстёгнуты, третья чуть держалась.

Андрею была видна её грудь. Не целиком, но это даже эффективнее действовало, заставляя включаться воображение. И память — одновременно, словно боковым зрением, он видел, как она переодевается напротив зеркала. Только теперь Ольга делала это медленно…