Андрей Кивинов - Акула. Отстрел воров

— Саша! — крикнула она громко и нервно.

Хотела крикнуть ещё, но горло вдруг перехватило.

По ногам тянуло холодом. Где-то открылась форточка. Или осталась незапертой дверь.

По коридору к чёрному ходу шла медленно. Лампы на потолке противно гудели и мигали.

Так и есть!

Ещё издалека стало видно, что дверь приоткрыта. В замке наискось вниз торчал ключ. Зацепился так, что не вытащить. Как и у неё, когда она заходила. К головке ключа цепочкой был прикреплён пластмассовый брелок, реагирующий на человеческий голос. Санёк его сам где-то раздобыл и прицепил, чтобы ключ не терялся.

Он пришёл и снова куда-то ушёл? Решил вынести мусор?

Нет, теперь уже очевидно, что происходит что-то неладное…

Могла бы и полчаса назад глаза раскрыть. Уже тогда все было очевидно. А она занималась самоуспокоением. Медитировала, черт побери!

Шаги непроизвольно делались все медленнее и короче.

Не доходя трех метров до двери, Лариса остановилась и свистнула.

Тихонько свистнула, сипло. Почти неслышно.

Но брелок услышал и отозвался. Разразился глумливым механическим смехом.

Висел и смеялся, болтаясь на тонкой цепочке. То ли от своего внутреннего сотрясения раскачивался, то ли от того, что ветер бил в приоткрытую дверь.

В щель летел снег.

Перемигивались лампы на потолке. Казалось, они мигают в такт взрывам дурацкого смеха. И прекратили гудеть.

Лариса намотала полотенце на груди в кулачок. Шла, волоча за собой одеревеневшие ноги. Никогда в жизни она так не боялась. Даже в те времена, когда приходилось ездить на «стрелки», заканчивавшиеся стрельбой.

Взялась за железную ручку. Ладонь была влажная и горячая, так что холода металла Лариса не чувствовала. Потянула на себя, ожидая, что кто-то рванёт дверь снаружи.

Представила: дверь распахнётся, а она — почти голая. В дурацком мокром полотенце. Босая. А перед ней — мужик. Тот самый, что заглядывал в окно.

Никто ничего не рванул. Ключ провернулся легко. Лариса облегчённо вздохнула. И только сейчас обратила внимание, что брелок замолчал. Даже не заметила, как это произошло.

Казалось, сердце выскочит из груди.

Обратно шла быстро. Сжимала ключ, как драгоценную находку.

Прошла мимо и раздевалок, и двери спортзала.

Не почувствовала тёплый ковролин комнаты отдыха.

Поскользнулась на кафеле душевой.

И не закричала, увидев мёртвое тело.

Машиной управлял Катышев.

Акулов и Кулебякин сидели сзади. Кирилл был в наручниках. Он поморщился, когда их надевали, и заверил, что не собирается бежать. Андрей пропустил это мимо ушей и защёлкнул фиксатор. Первое время Кирилл делал вид, что ему очень больно, потом успокоился.

Ехали уже минут двадцать. Штаб-квартира Громова располагалась довольно далеко от Северного райуправления.

Акулов искоса посмотрел на задержанного.

Кирилл, уставясь в окно, напряжённо думал. Угадать, о чем именно, было не сложно. Прерывая его мысли, Акулов спросил:

— Ты так толком и не рассказал, как с Громовым познакомился.

— А? — Кирилл встрепенулся. — С Петросычем? Это было почти год назад. Я тогда под условным сроком ходил…

…Воровать нельзя.

Не то, чтобы вообще, а сейчас. Если попадёшься — дадут вдвое больше.

Кирилл это знает. По трезвянке даже лишнюю зубочистку в кафе не возьмёт. Но алкоголь все меняет. Недостижимое становится близким. Угрозы — пустыми. Бабы — доступными.

Из-за них, то есть баб, все так и получилось.

Сняли двоих, шатенку и рыженькую, с завитушками. Угостили: пиво, орешки. Денег не много, надо спешить. У другана есть свободная хата. Но бабы не спешат отправиться в гости. Сидят, хихикают над анекдотами, шушукаются между собой. Выбирают, наверное. А у Кирюхи с друганом все поделено. Сразу договорились, как только девок у стойки заметили. Они тогда пиво брали. Пришли в кабак, купили по «маленькой» и сели за столик у выхода — он один был свободным. Маленькими глотками пьют, сигарету на двоих курят. «Наши», — решил тогда друг, и Кирюха кивнул. «Тёмненькая моя». Кирюха опять согласился, но теперь посмотрел на девок внимательнее. Рыжая не в его вкусе. Толстовата. На животе целый пласт жира, грудь едва выступает. А ещё и светлые джинсы в обтягушку одела! Вторая-то — класс. Однако другану не поперечишь. По крайней мере, сегодня. На его бабки гуляют. И хата его. К Кирюхе — никак, там отец-алкоголик. Испортит весь праздник, даже если его в своей комнате запереть. Вот уедет летом на дачу — тогда да, тогда Кирилл развернётся. А пока надо терпеть. Соглашаться. И он соглашается с другом. Друг их быстро кадрит. У него такой опыт, какой Кирюхе не снился. Полгорода, наверное… Ладно. Сидят. Другая трещит без умолку. Все внимание на себя перетягивает. Кирюхе и слово не вставить. А если и получается что-то сказать — каждый раз невпопад. Понятно, что бабы определиться не могут. Обе на Кирюхиного кореша запали. Рыжая-то, оказывается, хоть и страшненькая, но поглавнее. Не уступает подруге. И та не уступает. Шушукаются между собой… Кирилл все мрачнеет. Пьёт водку. Друг полстопки, он — целую. И без закуси. Раз — и готово! Кирилл знает, что ведро может выпить и не окосеет. Но никто его доблести не замечает. Вообще его не замечают! Четвёртый — лишний. Уйти, может?