Андрей Кивинов - Акула. Отстрел воров

— Мне только что позвонили!

Калмычный вздрогнул. Спрашивать, кто звонил, он не стал. Догадался. Опережая Петушкова, из которого слова, казалось, готовы были хлынуть водопадом, поднял руку. Пальцы дрожали, ладонь блестела от пота. Кусочек кекса упал на столешницу.

— Надо ехать. По дороге поговорим.

— К-куда?

— В аэропорт. Ты забыл, что прилетает Степанский?

Петушков рухнул на стул.

Начав от возмущения багроветь, он посмотрел на «журналистские» часы. Растерянно нахмурился — и забыл все те едкие слова, которые намеревался сказать.

Иван Иваныч снял трубку внутреннего телефона. Связался с начальником охраны:

— Андреич? Знаю, что свет отключили… Нет, я не по этому поводу. Решаем! К вечеру будет… Да. Вот что: мне надо в одно место съездить по важному делу. Да. Да. Нет, я на своей. Пусть ждут около главных ворот, минут через пятнадцать.

По мере того, как говорил Калмычный, лицо Петушкова приобретало все более недоверчивое выражение. Как только трубка легла на аппарат, он взорвался:

— Иваныч, ты рехнулся? Ты бы лучше в бомбоубежище позвонил, там, может, спасёмся! Ты понимаешь, что мне угрожали? Обещали убить! Убить! А ты зовёшь этих клоунов с газовыми хлопушками! Да им зарплату не платили с сентября; думаешь, станут они из-за нас…

— Не ори, и так голова раскалывается, — Иван Иваныч, массируя затылок, поморщился, хотя не испытывал никакой головной боли. — Конкретно что тебе сказали?

— Конкретно? Конкретно так и сказали!

— Как?

— То же самое, что и Петросычу. Слово в слово!

— Про этого вспоминали?

— Да! Я виноват в том, что его замочили… Но я-то при чем?! Я же тогда…

— Не ори, — Калмычный выразительно посмотрел на дверь; ещё минуту назад из приёмной доносилось щёлканье клавиатуры компьютера, теперь была тишина.

Петушков притих. Ещё пару фраз он пробурчал себе под нос, но Иван Иваныч, снова взявшийся за телефон, их не расслышал.

Теперь он звонил по городскому аппарату. Набрал один номер, второй, третий. Нигде не отвечали.

— Странно…

— Ты кому?

— Громову.

— Я уже пробовал. Не найти! Спрятался уже наш защитничек…

Калмычный поднялся:

— Ты со мной едешь?

На трассе, ведущей из города в аэропорт, машин было немного.

Калмычный ехал, как всегда, медленно. Обгоняли их почти все, только помятая «волга-2410» неотрывно держалась на два корпуса позади. Разгоны давались ей нелегко, при торможениях жалобно повизгивали колодки. Будь на месте Калмычного более темпераментный водитель — «двадцатьчетверка» давно бы безнадёжно отстала. Ей нечего было делать на трассе. Да и на городских улицах она в большей степени представляла собой помеху остальным участникам движения, чем транспортное средство.

Сквозь грязное лобовое стекло были видны двое мужчин с серьёзными лицами. За рулём сидел Андреич — внушительного телосложения сорокалетний отставной офицер. Как помнилось Петушкову — из морских пехотинцев. Грозным видом он старался скрыть растерянность. Начальником охраны бывший морпех стал после того, как уволились прежние руководители службы, недовольные низкими заработками. При них он никогда бы не выбился в боссы, так бы до сих пор и стоял «на воротах». Напарник Андреича волнения скрыть не мог. Молодой, из несостоявшихся спортсменов. В охране оказался случайно, расценивал место как временное, пока не подвернётся что-нибудь более денежное. Меньше всего на свете ему хотелось попадать в неприятности. Он жалел, что согласился поехать с Андреичем. Лучше было бы отказаться и написать заяву на увольнение — спортсмен чувствовал, что надвигается какая-то заварушка. За три месяца его работы в охране завода такое было впервые.

— Секьюрити, мать их за ногу… — вздохнул Петушков, отворачиваясь от заднего окна.

— По статистике, любая охрана способна отразить только семь процентов покушений.

— Мало ли, что говорят!

«Фольксваген» прошёл последний поворот к аэропорту. Дорога впереди была пуста, только по встречной полосе, далеко впереди, приближался фургончик «газель». На фоне чистого, начинающего темнеть неба белели корпуса и стеклянные башни аэровокзала.

Калмычный прибавил скорость, посмотрел на спидометр: шестьдесят пять километров.

— Можно и побыстрее, — проворчал Петушков. — Тошно смотреть, как мы тащимся. Или ты боишься «хвоста» потерять?

— Расскажи ещё раз про звонок.

— Голос узнать не смогу, — вздохнул Николай. — Какой-то мужик… Сказал то же самое, что и Громову. Что я виноват и должен поэтому умереть. Сказал: жди, скоро встретимся. Может, обратиться в милицию?