Михаил Нестеров - Диверсанты из инкубатора

Перед глазами строки доклада:

Тамира Эгипти: рекомендована для работы в группе обеспечения в качестве специалиста по технической разведке и связи.

Михаил Наймушин: рекомендован в качестве командира группы.

Виктор Скобликов: рекомендован в качестве специалиста по разведке, транспорту.

Невольно Матвеев пополнял данные. Скобликов является специалистом в области минирования, разминирования, изготовления взрывчатых веществ. Наймушин – специалист по стрелковому оружию.

У Матвеева под рукой была разведывательно-диверсионная группа – в прямом смысле. Ребята вели разведку, составляли план объекта, анализировали, давали оценку и даже рекомендации бойцам основного подразделения.

Он мог задействовать группу Наймушина, не имеющую боевого опыта, как крайний вариант. Они не имели боевого опыта. С чего-то надо начинать? Им выпала честь начать сразу с генерала. Сразу с предателя. Что, конечно же, частично отмывает их.

Матвеев не сдержал усмешки, когда подумал: «Из двух зол я выбрал меньшее. Теперь мне предстоит выбирать из «меньшинства». Вряд ли в ходе его рассуждений прослеживалась тактика. Он выделил закономерность, которая в конце концов обратила справедливый взор на выпускников «Инкубатора». «У полковника не было выбора». Ему предстояло заплатить за группу Наймушина ровно столько, на сколько она отработает, по классической системе, вывернутой наизнанку: «Вечером стулья, утром деньги».

Матвеев действовал согласно внутренним инструкциям, исключив из беседы Скоблика и Дикарку. Пусть даже они единое целое – пусть, но все же он не хотел стать свидетелем рождения сразу трех реакций – чтобы не засомневаться как в себе, так и в агентах.

Он написал на чистом листе бумаги:

Тамира Эгипти: рекомендована для работы в группе обеспечения в качестве специалиста по технической разведке и связи.

Михаил Наймушин: рекомендован в качестве командира группы; является специалистом в области минирования, разминирования, изготовления взрывчатых веществ.

Виктор Скобликов: рекомендован в качестве специалиста по разведке, транспорту, стрелковому оружию.

Эти три абзаца войдут в отчет, который в случае успеха будет одобрен на самом верху. В этом Матвеев не сомневался. Любые аргументы «против» будут биты вопросом: «Для чего же тогда создавался спеццентр на базе ГРУ?» В случае провала там откажутся: «Мы ничего такого не одобряли».

Матвеев остановился в гостинице на улице Фарини. Несмотря на близость железнодорожного вокзала, откуда с утра до вечера отправлялись и принимались поезда из городов южного побережья Адриатики, эта скромная гостиница свободно дотягивала до трехзвездочной. В его номере туалет, ванная, телевизор, телефон, холодильник. Он отчего-то пожалел, что к халату и тапочкам не прилагается купальная шапочка. Окна номера выходили на охраняемую стоянку и бизнес-центр, где на первом этаже находилась парикмахерская.

Матвеев смотрел в окно, когда в десяти метрах от парковки остановилось такси. Михаил Наймушин вышел из машины, обошел ее сзади и расплатился с водителем через опущенное стекло. Что-то сказал ему, сделав жест рукой. Сдачу оставьте себе, легко перевел Матвеев. В России Михей повел бы себя по-другому: расплатился бы, не выходя из машины, чтобы не встретиться с разъяренным таксистом лицом к лицу на свежем воздухе.

Михей стригся коротко, почти под ноль. «Надо бы порекомендовать ему сделать хоть какую-нибудь прическу, – подумал Матвеев. – Сзади короче, спереди длиннее, виски прямые».

Он встретил агента улыбкой, обменялся с ним рукопожатиями. Пригласив за стол, положил перед ним листок бумаги с рекомендациями. Наполовину скрытый смысл дошел до Наймушина с первых же строк.

– Командир основной группы провалился, – сообщил Матвеев.

– Для меня это не новость, – ответил Михей.

– Объясни.

– Вы приказали сделать закладку с оружием в условленном месте, потом отменили приказ.

«Ну да», – мысленно согласился полковник с Наймушиным.

– Командир арестован, – продолжил Матвеев. – Честно говоря, хотел бы я оказаться на его месте. Он там ничего не решает, а мне приходится распоряжаться вашими судьбами. Был бы я в американской армии, мои действия определили бы как «незаконное использование силы, вооруженное насилие над людьми или собственностью для принуждения или устрашения правительства и общества, часто для достижения политических, религиозных или идеологических целей». [9]