Борис Бабкин - Наемник

— Я начал, а ты оборвала, — огрызнулся Боярин и тут же вспомнил. — А-а. Короче, вот что, если в столице ухлопают Лапу, такое начнется. Маркиза — бабенка крутая, враз Москву своими боевиками закидает. А уж посланцев Петровича там, у себя, по кусочкам разрежет. Дай бог и самого, этого старого пса здесь пришлепнут, — мечтательно закончил он.

— А зачем Любимову убивать Лапу, если тот сам к нему приехал? — язвительно спросила Фаина.

Иван задумался: «Черт возьми. А ведь она права».

— А если он в чем-то подозревает Лапу, то просто отдаст его Страшиле, — продолжила женщина. — А уж тот узнать правду сумеет. К тому же, я думаю. Лапа не настолько глуп, чтобы, сорвав такой куш, совать голову в пасть разъяренному льву.

— Гад буду! — Боярин с силой ударил большим кулаком по столу.

— Не ломай мебель, — улыбаясь, попросила блондинка и, немного помолчав, требовательно спросила: — От Шакала ничего нет?

— Рано, — беспечно отозвался Иван. — Я уверен на все сто, что там все как надо. Теперь нужно мозговать о том, что делать нам. Вывезти такой товар оттуда почти невозможно. Так говорят все.

— Но раз почти, — выделила последнее слово женщина, — значит, все-таки какая-то возможность есть, — больше для себя, чем для мужчины задумчиво проговорила она.

— Почти — это рыцари неба, — хмуро отозвался Боярин. — Летайте самолетами Аэрофлота, — дурашливо сказал он и, сжимая и разжимая огромные кулаки, нервно заходил по комнате. — А у нас там никого! И как подобраться хотя бы к одному, хрен его знает!

— Почему же? — весело удивилась женщина. Боярин в недоумении остановился и вопросительно посмотрел на нее:

— Не понял.

— Но это же очень просто, — начала вслух размышлять Фаина. — Нужно узнать, кто из столичных асов связан с Петровичем. Я не думаю, чтобы он доверился кому-то из магаданских экипажей. Значит, нужно найти кого-то из авиаторов с дальневосточных рейсов, который хоть как-то зависит от Петровича. А уж договориться с ним ты сумеешь, — весело засмеялась блондинка. — Я в этом уверена.

— В натуре! — обрадовался Боярин и с нескрываемым уважением и восхищением заглянул в насмешливые глаза женщины. — Ну, Змея! Умна же ты! — Повернувшись к двери, он громко заорал: — Кащея сюда!

«Я тоже попытаюсь выяснить это. Как же я раньше об этом не подумала», — мысленно укорила себя Фаина.

Молодая женщина, рисуя на оконном стекле что-то, понятное только ей, опустив голову, молчала. Продолжалось это, видно, довольно долго. Атлетически сложенный мужчина в обтягивающей его мускулистое тело импортной майке нервно курил. Затем щелчком выбросив окурок в открытую форточку, он грубовато спросил:

— Долго будешь в молчанку играть? Мы больше ждать не можем! Это ты понимаешь?

Вскинув голову, женщина обожгла его сердитым взглядом больших серых глаз.

— Не мы, а ты, — поправила она мужчину. — Неужели ты не можешь обойтись без меня? Как-то по-другому?

— Как по-другому?! — заорал атлет.

— Не кричи. Зубков, — поморщилась женщина.

Подхватив небольшую сумочку, она быстро пошла к двери. Длинные, густые, темно-золотистого оттенка волосы солнечными отблесками рассыпались по ее плечам. У двери женщина остановилась и, медленно развернувшись, молча посмотрела на мужчину. Ее высокая грудь, туго обтянутая светлой блузкой, взволнованно вздымалась.

«Хороша», — быстрым, цепким взглядом Зубков оглядел ее всю. Длинные стройные ноги, тонкая гибкая талия, крутые изгибы бедер.

— Надя, — ласково позвал он, делая шаг вперед.

— Подожди, — остановила его женщина. — Ты знаешь, я не могу уйти. Хотя очень хочу этого. Но запомни, Андрей! — сорвалась она на крик. — Мне надоело! Понимаешь?! Надоело жить двойной жизнью! Алешке скоро четыре года, и он спрашивает о папе. Ты понимаешь?! Он все чаще начинает спрашивать об отце, о своем папе. А я, — Надежда опустила голову, — я снова что-то придумываю. — Она смотрела на него потемневшими от внутренней боли глазами. — Ведь ты обещал, Андрей...

— Что? — криво улыбаясь, оборвал ее Зубков. — Ты не пошла за меня. Все не можешь забыть разбитую о мою голову вазу? Или живешь памятью о своем афганце, с которым ты и была-то всего одну ночь? А он плевал на твою память!

— Ошибаешься, Андрей, — негромко проговорила Надежда. — Я была с ним не ночь, а всего полтора часа. И никогда! Слышишь! Никогда не забуду его. Это он вдохнул в меня жизнь, дал мне Алешку, — женщина вдруг рассмеялась. И было в ее смехе что-то такое, что заставило мускулистого, здоровенного мужика, несмотря на расстояние, испуганно отшатнуться.