Андрей Константинов - Мусорщик

Ладно, будем думать… Ну, во-первых, из списка сразу можно исключить всякого рода кафе, трактиры, харчевни. Живая музыка — это для солидных и дорогих заведений. Во-вторых, следует исключить рестораны национальной кухни. Маловероятно, что в «Бухаре» или «Шанхае» станут наяривать латиноамериканскую музыку. Там в ходу национальный колорит… А вот если кабак называется «Сомбреро» или «Кактус», то — вполне! Ну-ка, посмотрим.

Через несколько минут он выписал четыре названия: «Mexico», «Эль-Пасо», «Кармелита» и… «Сомбреро». От того, что он угадал с этой шляпой, Звереву показалось, что сегодня фарт сам прет в руки. Он набрал «шляпный» номер…

Десять минут спустя он понял, что ошибся — ни в одном из «латиноамериканских» заведений родную музыку не лабали. Эх, птичка-птичка! Где ты, птичка? Цып-цып-цып…

Стало ясно, что предстоит огромный труд по обзвону всех кабаков Санкт-Петербурга. Изначальное предположение, что такую музыку лабают только в заведениях с латиноамериканскими названиями, теперь казалось ему смешным… Любой подгулявший барыга мог заказать оркестру «танго для любимой» хоть в «Полесье», хоть в «Полярном». Зверев матюгнулся и пошел по алфавиту.

Через час, когда он уже раз двадцать услышал ответ типа: «…извините, наши музыканты латиноамериканского репертуара не играют», он понял, что птица Удача улетела окончательно.

…Бесаме, бесаме мучо…

Зверев продолжал терзать телефон… Извините, наши музыканты такое не играют… Извините, наш ансамбль не исполняет… Жаль, но… Извините… А в «Текилу» вы звонили?.. Нет. не звонил.

Стоп! Стоп… в какую «Текилу»?

— Простите, а в какую такую «Текилу»? — спросил Зверев. Никакой «Текилы» в справочнике он не видел.

— А это новое заведение на проспекте Просвещения. Они недавно открылись… говорят, у них там настоящие латиносы играют.

— Большое спасибо, — сказал Зверев… Бесаме, бесаме мучо… Значит, «Текила»?.. Стремная птица сидела на дереве, чистила перышки и косила на Сашку круглым блестящим глазом.

…Над входом в ресторан сверкал неоновый кабальеро в мексиканской народной шапке. Физиономия у него была продувная, в левой руке кабальеро держал огромную бутыль с текилой. Зверев припарковался рядом с огромным джипом и вошел в ресторан. Интерьер был выдержан в гротесково-мексиканском стиле. А вот музыка… Музыка звучала наша. И от этого у Сашки сразу пропало настроение.

Быстро подскочил официант, сунул меню в роскошной кожаной папке с золоченым изображением того самого кабальеро, что светился над входом. Зверев в меню смотреть не стал, сказал:

— Принесите мне кофейку.

— У нас восемь сортов кофе. Есть совершенный эксклюзив.

— Без затей. Крепкий, черный, горячий. Официант исчез, а через пару минут появился, поставил на столик кофе.

— Скажите, — спросил Зверев, — а что же у вас с музыкой-то? Я слыша/т, что у вас латиносы лабают.

— Если вы зайдете к нам через пару недель… мы, видите ли, только что открылись… Но в самое ближайшее время у нас будет латиноамериканский репертуар.

— Понятно, — скучно сказал Сашка. — А я вот слышал от приятеля, что в воскресенье у вас мексиканцы играли.

— А-а… было дело, — сказал официант, и Зверев напрягся. — Но это совсем другое. Это у нас студенты какой-то свой праздник отмечали. Они, кстати, не мексиканцы, они из Никарагуа.

Вот так! Зверев отхлебнул кофе, и напиток показался ему изумительно хорош. В Сашке вспыхнули самые теплые чувства к братскому никарагуанскому народу. Он допил кофе и снова подозвал официанта. Для установления контакта заказал текилы и — на усмотрение официанта — салат с каким-то совершенно экзотическим названием и фантастической ценой. Когда заказ был подан, он снова завел с официантом разговор.

Встреча Обнорского с Марией Антоновной Малевич состоялась только после похорон вице-губернатора. Вдова приняла журналиста дома — в просторной, но безликой, усредненной «новорусской» квартире. На столе гостиной стоял фотопортрет Михаила Львовича в черной рамке. Фотограф был, безусловно, мастер. Портрет удался: покойник смотрел на зрителя умными, ироничными глазами… казалось, он знает что-то, чего не знает Обнорский.

— Чем же я могу вам помочь, Андрей… Э-э…

— Викторович, — подсказал Обнорский.

— Андрей Викторович… Я ведь, знаете ли, никаких интервью не даю. И встретиться с вами согласилась только потому, что Аня очень за вас просила.

— А я, Мария Антоновна, пришел не ради интервью.