Сергей Зверев - Флотское братство

Стасевич, стоя в кабинете Рудольфа Майшбергера, с изумлением наблюдал, как этот странный немец, набрав на своем мобильнике комбинацию из двенадцати цифр, пристально вглядывается в телеэкран. Однако на предпортовой площади не происходило ровным счетом ничего необычного: по-прежнему стояли на рейде военные корабли, по-прежнему веселились, что-то кричали и размахивали разноцветными флагами люди, по-прежнему захлебывался в потоке слов телевизионный комментатор. Праздник в порту продолжался, все шло абсолютно нормально.

Вдруг руки пристально всматривавшегося в телеэкран Майшбергера отчаянно задрожали, он едва не выронил свой телефон. Губы его залепетали испуганно по-немецки:

– Но этого не может быть! Этого просто не может быть!

Трясущимися руками Майшбергер снова стал набирать на мобильнике комбинацию из двенадцати цифр и снова напряженно глядеть на телеэкран, но там снова не происходило ровным счетом ничего экстраординарного: люди продолжали веселиться на площади, комментатор захлебывался в восторженных разглагольствованиях.

– Что с вами, герр Майшбергер? – смелея, спросил агент Стасевич. – Вы кого-нибудь потеряли на этом празднике?

Но ответа на свой вопрос он так и не получил. Потому что в это время на площади перед портом завыли полицейские сирены, и голос в громкоговорителе стал требовать граждан организованно, без паники покинуть площадь. Толпа на мгновение замерла, люди оглядывались, надеясь, что все это просто дурная шутка. Но это не была шутка: на площади появились усиленные отряды полиции, полицейские с противогазами на боку, вежливо, но настойчиво выводившие людей с площади. Громкоговоритель продолжал призывать всех к порядку и спокойствию.

Телекамера заметалась, хаотично выхватывая то одно, то другое место из общей панорамы, голос комментатора смолк, он заговорил лишь через некоторое время, несмотря на внешнюю бодрость и бойкость, в нем чувствовалась тревога.

«К сожалению, я должен огорчить наших телезрителей. Течение нашего праздника нарушили непредвиденные обстоятельства. Как только что мне сообщили, пять минут назад на борт российского крейсера был поднят водолаз. Он держал в руке дистанционный взрыватель и сообщил, что снял его с заряда, установленного на бочках с ипритом времен Второй мировой войны. По утверждению этого водолаза, бочки находятся в катакомбах прямо под этой самой предпортовой площадью…»

Стоявший и во все глаза глядевший на телеэкран агент Стасевич в этот момент услышал позади себя сдавленный стон и хриплое, прерывистое дыхание. Обернувшись, он увидел, как Майшбергер, схватившись рукой за левую сторону груди, без чувств валится на пол.

– Врача! – крикнул Стасевич. – Слышите, вы? Вызовите кто-нибудь «Скорую помощь»!

– Сейчас, одну минуту, вмиг вызову, – отозвался, подходя к нему, командир спецназа. – Посмотрите-ка, что показывают по телевизору! Это очень важно!

– Что? – резко обернулся в сторону телеэкрана Стасевич. – Что там показывают?

И в тот же миг сильный удар по голове сзади оглушил его.

Командир спецназа подхватил бесчувственное тело, вытащил из кобуры под мышкой у Стасевича его пистолет, приставил его к виску агента и выстрелил. Отступил в сторону, позволяя телу упасть естественным образом. После этого вложил пистолет в правую руку агента и сжал холодеющие пальцы.

Подойдя к столу, он взял с него мобильник, принадлежавший Майшбергеру, набрал на нем номер, состоявший из нормальных шести цифр.

– Разрешите доложить, пан генерал? Агент Ян Стасевич только что покончил жизнь самоубийством… Слушаюсь, пан генерал!.. Майшбергер? – с этими словами командир группы спецназа нагнулся над распростертым у стола телом старого фашиста, пощупал пульс, приоткрыл глаз, посмотрел зрачок. Печально покачал головой. – Майшбергер также мертв. Похоже на сердечный приступ… Настоящий сердечный приступ, пан генерал! Я думаю, вызывать «Скорую помощь» уже поздно…

Моряки небольшого отряда военных кораблей Северного флота России, столпившись на палубе, как зачарованные смотрели на изумительную прозрачную голубизну. И хотя на Балтике они провели уже не одну неделю и все это время стояла хорошая, летняя, теплая и солнечная погода, моряки-североморцы, привыкшие к своим свинцово-серым, холодным и ветреным морям, не могли налюбоваться на эту удивительную игру красок, словно старались навсегда запечатлеть в памяти эти чудные картины.