Сергей Зверев - Стальные зубы субмарины

До цели оставалось не более двух кабельтовых, но Наги, появившийся за спиной пулеметчика, не спешил отдавать приказ. Лодка шла почти строго в кильватере израильского корабля. Уже стала слышна веселая еврейская музыка, доносившаяся из вражеской для арабов кают-компании.

Командир приложил бинокль к глазам. Приближенный мощной оптикой силуэт человека в белом одеянии отделился от тени надстройки и вышел на ярко освещенную палубу, направляясь в сторону юта. В руках у него был такой же морской бинокль. Медлить дальше было неразумно.

Скупой жест командира означал одно – атака. Уже несколько минут прицеливающийся наводчик чуть довернул ствол орудия и потянул за «колбаску». Раскатистый сухой грохот пушечного выстрела разнес вдребезги безмятежное спокойствие наступающей ночи. С такого расстояния промахнуться было невероятно сложно, и мощный снаряд уверенно вонзился именно туда, куда ждал Камаль Наги и его люди. Словно пуля тонкую жесть, он прошил борт прямо напротив машинного отделения. Судно содрогнулось от страшного взрыва. А миг спустя на него обрушилась лавина пулеметного огня.

Раздались крики. Застигнутые врасплох моряки очумело носились по кораблю. Опрометчиво выскочившие наверх матросы тут же мешками повалились на палубу, прошитые безжалостным огнем с рубки.

Пушка бабахнула еще раз. Над кормой взвился огненный столб, разрывая и корежа стальные балки спасательных подъемных установок. Какого-то несчастного вышвырнуло взрывной волной за борт. Вслед за ним в воду с шипением повалилась одна из балок. Ют представлял собой жалкое зрелище. Несмелые языки пламени трепетали сразу в нескольких местах, сизо-черные клубы дыма, показавшиеся из развороченного первым выстрелом машинного отделения, смешивались с дымом с палубы и, кружась, поднимались к звездному небу. Зазвенели частые удары в набат – обезумевшая от неожиданного нападения команда пыталась как-то бороться с пожаром.

Наги жестом остановил артиллеристов. Еще пара выстрелов практически в упор, и судно может пойти на дно или выгореть дотла, а это пока не входило в его замысел. Сначала надо было забрать у евреев боеголовку.

Поморщившись от закладывающего уши гулкого треска пулемета «MAG» бельгийского производства, который продолжал стегать израненное судно очередями, командир экстремистской подлодки снова поднес к глазам бинокль, хотя и так было видно неплохо – двигатели неприятельского судна встали, и субмарина была уже совсем рядом.

Он порыскал глазами по терзаемой обстрелом палубе. Сопротивления сломленные чудовищным налетом матросы пока не оказывали никакого. То тут, то там валялись окровавленные тела, а ближе к юту, привалившись к раскуроченной шлюпке, лежало тело того самого моряка в белом. Багрово-алая лужа крови и поврежденных мозгов растекалась вокруг раскроенной взрывом головы, зловеще поблескивая в свете уцелевшего прожектора.

Камаль Наги с садистским удовлетворением оскалил желтые зубы.

Израиль. Ашкелон. Морг

Одноэтажное здание морга – едва ли не самое старое из всего комплекса построек муниципального госпиталя. Толстые кирпичные стены, узенькие окна, закрытые изнутри решетками жалюзи, невзрачный подъезд не выделялись ничем особенным. Сначала и не догадаешься, что это за здание. И только прочитав скромную табличку у входа, гласившую, что именно здесь находится отдел судебно-медицинской экспертизы, можно было понять его предназначение.

Несмотря на кажущуюся ветхость, которая бросалась в глаза снаружи, внутренняя отделка была самой современной. Чисто, светло. Кабинет, куда только что вошли русская девушка с сопровождающим ее офицером-переводчиком, вообще можно было назвать уютным. Ковровое покрытие, неброские обои, обязательный кондиционер и офисная мебель никак не вязались с тем жутковатым образом, который возникает в голове среднестатистического человека при слове «морг». Справедливости ради, это и в самом деле был лишь рабочий кабинет главы данного заведения, невысокого склонного к полноте носатого человека с грустными глазами и глубокими залысинами.

Присесть вошедшим он не предложил. Напротив, сам поднялся и вышел к ним навстречу. По своему опыту знал, что посторонние люди гораздо уютнее чувствуют себя вне этих стен, как бы приветливо их ни встречали, а потому никогда не затягивал их пребывания в своей конторе. Тем паче что ожидание процедуры, через которую им всем предстояло пройти, было порой страшнее, чем сам процесс опознания. Поздоровавшись, он без лишних эмоций, как полагалось по протоколу, пояснил цель предстоящих действий.