Фридрих Незнанский - Дорогие девушки

— И вы один озвучиваете этот фильм? Или у вас есть сменщик?

Переводчик грустно усмехнулся.

— Один. Как есть один. Я тут вообще по переводам с итальянского один. Раньше нас трое было, но зарплата-то знаете какая? Вот остальные двое и разбежались. А я вот остался. Я, видите ли, искусство люблю, — патетически добавил он.

«Кирнуть ты любишь, а не искусство, — подумал Александр Борисович. — А руководство музея смотрит на твои выкрутасы сквозь пальцы, потому что ты у них единственный и незаменимый».

— Это какие-нибудь прочие в посольства или в богатые фирмы устраиваются, — продолжал разглагольствовать переводчик. — А я не такой. Это для них бизнес пуще неволи, а для меня деньги не главное. Деньги, вообще, тьфу! А искусство… Знаете, как говорили древние римляне? «Арс Лонга» — вот как! Что в переводе на русский означает — искусство вечно! Так-то. А вы говорите — бизнес.

Александр Борисович терпеливо ждал, пока переводчик выговорится, не перебивая и не поддакивая, чтобы не раззадорить его еще больше.

Наконец, тот прервал свою пафосную речь, и Турецкий решил поскорее взять инициативу в свои руки.

— В зале всегда немного народу? — спросил он.

— В зале-то? Ну да, немного. Такие фильмы вообще немногие смотрят. Это же классика! Искусство для элиты!

— Понимаю, — кивнул Александр Борисович. — Наверное, в зал приходят одни и те же люди?

Переводчик наморщил лоб.

— Я бы так не сказал, — строго проговорил он. — Искусство все шире шагает в массы. Его смотрят все новые и новые тысячи людей. Каждое поколение открывает для себя в этих фильмах что-то новое! Сегодня классику смотрят миллионы, если не миллиарды!

— Но вы ведь сами сказали, что кино — элитарное искусство, то есть — искусство для избранных, — напомнил, скрывая улыбку, Турецкий.

Переводчик подвигал бровями, соображая и борясь с противоречием, после чего вынужден был признать:

— Да. Пожалуй, так.

— Значит, вы видите в зале одни и те же лица? Ну в основном?

— В основном? — Переводчик подумал и кивнул: — В основном, конечно, да.

— Некоторые из них должны были вам примелькаться.

— Кто? — не понял переводчик.

— Лица, — пояснил Александр Борисович. — Зрители.

— Зрители-то? А, ну конечно. Зрители здесь одни и те же, — сообразил, наконец, переводчик. — Ну в основном те же. Хотя бывают и новые лица. Видите ли, в последнее время все больше и больше молодых людей…

— Это ясно, — нетерпеливо оборвал переводчика Турецкий. — Но меня больше интересуют постоянные зрители. Завсегдатаи.

— Я понял, понял, — кивнул переводчик, промокая потную шею носовым платком. — И что именно вас интересует?

Александр Борисович достал из кармана фотографию и показал ее переводчику.

— Посмотрите внимательно на этого человека. Вы видели его в зале?

Переводчик взял фотографию, долго ее разглядывал, потом вернул Турецкому и сказал:

— Нет. Не видел.

— Вы в этом уверены?

Переводчик снисходительно улыбнулся.

— Конечно, уверен. Я ведь не слепой.

— Что ж, тогда извините. — Александр Борисович спрятал снимок в карман. — Спасибо за беседу. Всего доброго.

Он повернулся, чтобы идти, и тут переводчик негромко произнес у него за спиной, как бы говоря сам с собой.

— Сегодня его не было. Даже странно.

Турецкий остановился. Резко обернулся и спросил:

— Что вы сказали?

— Я-то? — Переводчик добродушно улыбнулся. — Я говорю: сегодня его в зале не было. Обычно он всегда ходит на Пазолини. Особенно на этот фильм. Мы с ним даже как-то обсуждали творчество итальянского мастера. Вы знаете, у него неплохие познания в области киноискусства. И удивительное чувство композиции. Прямо как у художника.

— Вы уверены?

— Насчет композиции?

— Насчет этого человека, — пояснил Турецкий.

— В том, что у него отличное чувство композиции?

— В том, что на фотографии именно он! — начиная понемногу выходить из себя, сказал Александр Борисович.

— Ах, Боже мой — ну, конечно, уверен. Я ведь не слепой и не склеротик. Этот парень обожает Пазолини. За последние пару лет он не пропустил ни одного его фильма. Ну или почти не одного. В общем, старается ходить на все, — закончил переводчик, переходя на более правдивый и спокойный тон.

— Он ничего вам про себя не рассказывал? — поинтересовался Турецкий, чувствуя приятное волнение, как охотник, вышедший на след дикого зверя.

Переводчик подумал немного, пожал плечами и ответил:

— Да нет, ничего. Мы ведь все больше об искусстве.