Владимир Колычев - Не жалею, не зову, не плачу

– Сам Белоровский. Аудиозапись его разговора с любовницей…

– Откуда?

– Вы же сами сказали – глаз с него не спускать.

– Да-да…

Лизе не нравилась дружба между ее мужем и Белоровским и покровительство, которое Олег ему оказывал. И еще ей не понравилось, что на свадьбе они долго о чем-то разговаривали. Судя по их лицам, разговор шел об очень серьезных вещах… А Кирилл сделал все как надо, достаточно было указать ему на цель.

Лиза достала из конверта флэшку:

– Что там?

– Вы можете прослушать.

– А если в двух словах?…

– У Белоровского новая любовница. Зоя Владимировна Коваленко, двадцать семь лет от роду, стопроцентная блондинка…

– В каком смысле стопроцентная? Тупая как пробка? – поморщилась Лиза.

Она и сама была блондинкой и ненавидела анекдоты, которые сочиняли про нее завистливые брюнетки.

– Нет. Волосы светлые от природы. А по уму… Готовится защищать докторскую диссертацию…

– Это что-то новенькое, – польщенно усмехнулась Лиза. – Своего ума Белоровскому не хватает, за чужим потянулся.

– Потянулся. В прямом смысле этого слова. Он попросил Зою достать яд курарин.

– Эка хватил. И кого он хочет отравить?

– Ей сказал, что хочет избавиться от своей жены, чтобы потом жениться на ней.

– И она ему поверила?

– Думаю, что да. Она хоть и с ученой степенью, но ведет себя глупо. И очень хочет выйти замуж за Белоровского… В общем, она обещала выполнить его просьбу.

– Не хотела бы я оказаться в шкуре его жены.

– Боюсь, что вам стоит подумать о своей шкуре… С Зоей Коваленко Белоровский познакомился в день свадьбы своего сына. Как раз в тот же день состоялся разговор между ним и вашим мужем. Насколько я знаю, вас насторожил этот разговор…

– Да… Уж не хочешь ли ты сказать, что яд предназначен для меня?

– Утверждать я не могу, но все возможно…

Лиза пыталась сохранить спокойствие, но ее выдавало нервное дрожание пальцев. Она не любила мужа, но и он уже давно к ней охладел. Их связывали только взаимные деловые обязательства, а семейно-личная жизнь была всего лишь фикцией…

Только на первый взгляд Зоя могла показаться юной девицей. На самом деле она была уже девушкой в годах. И хотя Егору нравилось грешить с ней в постели, бросать жену ради нее он не собирался. Глупо было менять шило на мыло… А Зоя хотела замуж так, что чуть не застонала от восторга, когда он предложил ей избавиться от законной соперницы. Тридцать лет уже не за горами, сколько ж можно сидеть – или лежать? – в девицах…

– Вот ампула, она специально черного цвета, чтобы свет не проникал внутрь и не разрушал алкалоиды… – воркующим голосом говорила Зоя, передавая ему склянку с ядом.

– Какие алкалоиды? – не понял он.

– Курарин – это индольный алкалоид, такой же, как, например, стрихнин, физостигмин… Продолжать?

– Не надо.

Егор осторожно, двумя пальцами, взял ампулу, с опаской сунул ее в карман.

– Там как раз на одну дозу, – сказала Зоя.

– Почему только на одну? Может, я и сам захочу отравиться. С горя, – мрачно сострил он.

– Не надо, пожалуйста!..

– Да я-то не хочу. Но вдруг… В общем, если я тебе завтра не позвоню, считай, что я отравился…

– Но если ты отравишься, я не смогу выйти замуж за тебя, – расстроенно заканючила Зоя.

Глядя на нее, трудно было поверить, что в скором будущем ей предстоит защита докторской диссертации. Блондинка блондинкой…

– Именно этого я и боюсь… Но я буду ждать тебя на небесах. Там мы и поженимся…

– Но я умру не скоро. А до этого еще успею выйти замуж. Я буду очень любить своего мужа. Очень-очень. И на небесах буду с ним, а не с тобой…

– Ну а если не выйдешь?

– Выйду… За тебя… Пообещай мне, что ты не отравишься!

– Обещаю… Но если вдруг, знай, я очень тебя любил…

Эта сцена называлась красивым расставанием. Егор уже точно знал, что с Зоей покончено навсегда. Больше они уже не увидятся… Во-первых, надоела. А во-вторых, ему вовсе не улыбалось получить порцию какого-нибудь стрихнина в бокал вина. Вдруг до этого дойдет дело?…

Егор не стал откладывать дело в долгий ящик. Расставшись с Зоей, он прямиком отправился в свою квартиру, которую собиралась отнять у него сестра.

Тома была дома, но дверь открыла не сразу. Вид у нее усталый, под глазами глубокие тени. Видно, по судам таскалась, потому и умаялась.

– Привет. Чего не открываешь?

– Как не открываю, если открыла?

Тома стояла в дверях, даже не думала отойти в сторонку, чтобы освободить ему путь.