Сергей Соболев - Охота на крыс

Примерно пять часов, начиная с семи вечера, Рейндж провел в скалистой расселине, представляющей собой некое подобие полузатопленного морской водой грота. Никто даже не обратил внимания на то, что на борту «луццу», второй раз за день посетившей «дайверскую» зону в районе Блю Гротто и пришвартовавшейся к причалу уже на закате дня, находился только один любитель подводного плавания — хотя в «зону» отправлялись двое. И подавно никто не заметил, как другой ныряльщик, уйдя под воду вместе со всем своим необходимым для предстоящего ему дела снаряжением, вынырнул уже у неприступных с виду скал, всего в сотне метров от входа в крохотную подковообразную бухту, где он и заныкался в этом самом гроте, дожидаясь наступления полной темноты.

Баллоны с кислородной смесью и другое подводное снаряжение он сразу же снял с себя и разложил все это хозяйство на сухом каменистом выступе, напоминающем полку.

Когда на его часах, выполняющих также функцию компаса, стрелки сместились к полуночи, он решил: настала пора действовать.

Яхта стояла на якоре аккурат посередке бухты. От ее носа до причала было всего метров сорок. Учитывая, что у самого берега здесь мелковато, а для того, чтобы пришвартоваться к дощатому причалу, нужно совершить в этой тесной бухте ряд сложных маневров, Манхейм, который сам управлялся со штурвалом, решил эту проблему самым разумным способом: встал на якорь там, где было довольно глубоко, а затем переправился вместе со своими спутниками, Бельгийцем и еще каким-то типом, при помощи катера на берег, где их уже ждала Эльза Бартельс.

На борту яхты, насколько мог судить Рейндж по результатам своих дневных, а также уже последних по времени наблюдений, оставался лишь один человек — в качестве сторожа, надо полагать, потому что иное объяснение этому факту отыскать сложно.

Гладь бухты, похожая на зеркало, отражала в себе разноцветные огни: в окнах особняка горели электрические огни, а лужайка за домом, где с наступлением вечера устроили светскую тусовку Манхейм и его гости, была вдобавок освещена лампочными гирляндами, отчего все это действо со стороны моря выглядело весело и празднично.

...Всего в метре от головы Рейнджа, который вынужден был мокнуть под скосом кормы, брызнуло, как из шланга, тугой струей. Напор постепенно уменьшался, пока не сошел на нет. Очертив дугу, метрах в трех от борта шлепнулся, зашипев, в воду окурок. Послышалось негромкое восклицание на немецком — в переводе на русский что-то типа «Жизнь — дерьмо!» — после чего до слуха Мокрушина долетели какие-то звуки, напоминающие шлепанье босых ступней по палубному покрытию.

«Ну все, немчура, хватит дурью маяться... На чужой праздник полюбовался? Малую нужду справил? Сигаретку на ночь выкурил? Ну а теперь вали в каюту, бездельник, и не вздумай оттуда даже носа наружу высунуть!»

Неизвестно, что сыграло свою роль, то ли заклинания Мокрушина, то ли охранника Манхейма, который вдобавок помогал ему управляться с этой полностью автоматизированной и компьютеризованной посудиной, сморила усталость, но он и вправду убрался с открытой палубы, спустившись по трапику в жилой отсек.

Слабо фосфоресцирующий циферблат «подводных» часов показывал четверть второго ночи. Корма сидела в воде довольно низко, поэтому Рейндж без особого труда смог забраться на палубу. Присев на корточки, он прислушался к звукам ночи... До дома было довольно далеко, и со стороны залитой светом электрических гирлянд лужайки, где все еще мельтешили темные человеческие силуэты, доносились лишь обрывки музыки. Что же касается парня, которого оставили куковать на яхте, то он, кажется, решил чуток вздремнуть до рассвета.

С правого бока у Мокрушина на поясе был приторочен небольших размеров мешок из водоотталкивающей ткани, а сам пояс, с прошитыми карманчиками-клапанами, предназначался для компактного хранения нужных ему для дела инструментов.

Палуба яхты была слабо освещена стояночным фонарем, горевшим на яхте. Помимо них горели также баковый и кормовой огни. Под козырьком крохотной надстройки свет отсутствовал, зато слабое свечение пробивалось наружу через неплотно прикрытую дверь, ведущую в жилой отсек.

Выждав у среза кормы, пока с его гидрокостюма, а также с головы стечет вода, Рейндж, опять же на корточках, перебрался к квадратной формы люку, под которым находился вход в машинное отделение яхты «Морской лев».

Люк был закрыт плотно и поставлен на фиксатор. Очевидно, это сделано для того, чтобы уберечь механизмы от пагубного влияния ночной сырости. То, что днем здесь стоит жара, еще ничего не означает, Даже сейчас, когда еще не выпала утренняя роса, палуба глянцево блестит от влаги.