Андрей Ильин - Ревизор 007

Сценарист был обречен. Сорокин не мог не узнать голос нужного Тритону человека.

— Я буду включать звук, ты будешь слушать. Если узнаешь — скажешь. Если не узнаешь — пожалеешь, — предупредил Тритон. — Начали.

— Я пришел к вам… — произнес первый голос.

— Нет, — покачал головой Сорокин.

— Здравствуйте. Мне необходимо…

— Нет.

Третий голос. Четвертый. Двадцать четвертый…

— Нет, не узнаю.

Сто двадцать четвертый.

— Не то.

Триста двадцать четвертый.

— Нет.

Семьсот сороковой.

Семьсот сорок первый. Все.

— Не было?

— Нет, не было.

— Ну не было — так не было, — безразлично сказал Тритон. — Принесите кусачки.

Подручные принесли слесарные кусачки.

Тритон не поверил Сорокину. Не поверил, что он не узнал голоса своего ночного знакомого. Но даже если бы поверил, все равно бы сделал то, что собирался сделать. Даже если бы поверил абсолютно…

Люди — лгуны. Все — лгуны. Они говорят правду только в одном случае — когда дырявишь их шкуру. Этот — такой же, как все. И как все — скажет все, что знает. Потому что все говорят.

— Давай сюда руку.

— Зачем руку, зачем?.. — быстро, испуганно забормотал Сорокин.

— Давай, сказал!

Руку припечатали к столу, прижали, наступив сверху подошвой ботинка. Тритон аккуратно взял, приподнял мизинец, обмотанный грязным бинтом.

— Говоришь, не узнал?..

Рывком сорвал бинт. Мизинца как такового не было. Была слипшаяся, запекшаяся в бесформенную лепешку мешанина из крови, мяса и костей. Но поджившая мешанина.

Тритон прихватил кусочек мяса кусачками.

— Ну чего, не вспомнил?

И, не дожидаясь ответа, сжал рукояти. Коротким фонтанчиком брызнула кровь. Кусок мяса с остатком ногтя и белой щепкой кости шмякнулся на пол.

— А-а-о!! — вскричал Сорокин.

Ему было больно. Ему было даже больнее, чем в первый раз. Тогда у него были еще пальцы, тогда он был сильнее, потому что не знал, что такое боль. Настоящая боль. Невыносимая боль.

Теперь — знал. Знал, что бывает еще больнее. Что будет еще больнее.

Тритон передвинул кусачки вверх по пальцу, до первой фаланги. Он действовал механически, словно кусал гвозди.

— Не… надо… Я… скажу…

— Он был? Был?!

— Был. Где-то в середине. Дайте мне послушать.

Запись прокрутили назад. Триста пятидесятый. Триста пятьдесят пятый. Четыреста первый…

— Погодите… Кажется… Кажется, я узнаю.

— Ты уверен?

— Да. Теперь уверен. Я вспомнил его голос. Это говорит он. Он!..

Сорокин узнал голос, который был голосом известного в городе бизнесмена Сашка, болтающего в кабинете Референта с Референтом о проекте небоскреба, кредитах, аренде и прочей ничего не значащей ерунде.

Сорокин узнал голос Сашка, бывшего не Сашком, а Ревизором, разговаривающим с Референтом, который на самом деле был не Референтом, а «чучелом».

«Чучело» снова сработало. Сработало во второй раз.

Не этот, нынешний, тот, прежний, придумавший комбинацию с «чучелом» Начальник службы безопасности, поймал Ревизора, как поймал до того Резидента. Поймал уже после своей смерти, уже мертвым.

Но все равно поймал.

Бизнесмена Сашка решили брать в ресторане. Там не надо прятаться, там можно расположить группу захвата внаглую. Взяли в оборот одного из приятелей Сашка, которого обязали пригласить всю честную компанию в ресторан.

Он пригласил.

Сашок не учуял подвоха, он каждый день бывал в кабаках, не в том, так в этом. В этом тоже бывал, но реже, чем в других. Веселая компания сдвинула два столика и пошла гулять — пить, есть, веселиться.

За соседними столиками тоже ели, пили и веселились. Ели, пили и веселились люди Тритона. За всеми соседними столиками! Зал был забит людьми Тритона. Соседний зал тоже. И даже на улице, в машинах, сидели люди Тритона. Столик Сашка был взят в тройное кольцо. Его боялись. Все помнили, что было с Красавчиком и людьми Красавчика, которые хотели замочить Сашка в ночном клубе.

Сашок пил водку, жрал, хохотал над очередным похабным анекдотом, перебивая всех, рассказывал свой похабный анекдот и громче всех над ним смеялся… Он был типичным, мелкого пошиба, бизнесменом, живущим одним днем, вот этим днем, этим ужином, этой водкой, этим ощущением своей значимости. Он мотал жизнь широко и со вкусом, не задумываясь о завтрашнем дне. Завтра — будет завтра. А сегодня надо успевать жить.

— Ну, значит, гаишник, срисовывает тачку и кидает поперек дороги палку, чтобы по-легкому бабки срубить. Подгребает. В телеге братан в полном прикиде, ну там, струпья, голда, мобила, децел, две телухи на заднем сиденье чисто Шифер, тока еще круче. Короче, видно, что все у пацана нормально. Мент, прикинь, конечно, начинает парить про аптечку, непристегнутые ремни и про то, что тачка в угоне…