Андрей Ильин - Мы из Конторы

Но, уже начав было подсчет убытков, вдруг вспомнили о главном виновнике баталии, из-за которого вся эта заварушка случилась — о том «прохожем» с коробкой. Которого на поле боя не оказалось! Потому что он покинул его по-английски — не прощаясь. А тут еще случилась путаница.

— Где он?

— Кто?

— Русский! — орали, срывая голос, филеры.

— Вот он! — указывали «рексы» на русского «медведя», который помял им бока и попортил амуницию.

— Да вы что — это не он!

— Но он же русский! — справедливо возмущались «рексы». — И он оказал сопротивление!

— Да-да — русский, но это совсем другой русский, это тот русский, которого вы должны были защищать!

— А чего же он тогда нас бил? — недоуменно пожимали кевларовыми плечами немецкие бойцы.

— Так вы ж его по голове — дубинкой.

— Так он же первый начал!..

Наконец, кое-как разобравшись, кинулись в погоню. Сперва на улицу. Но, узнав, что из подъезда никто не выходил, бросились на чердак и на крышу.

— Вон он!

И верно!.. Беглец балансировал на самом краю крыши, намереваясь упасть вниз.

— Halt! — крикнули бойцы, карабкаясь по черепице. И снова: — Hende hoch!

Что беглец и сделал, четко выполнив команду, — поднял руки и заскользил вниз по крыше. Не упав лишь потому, что каким-то чудом зацепился за водосток.

К нему подскочили, схватили за руки, огрели по голове и втащили обратно на крышу.

Да, это был он — прохожий среднего возраста, роста и комплекции с незапоминающимся лицом! Тот, что вошел в подъезд с коробкой в руке.

— А где коробка? — крикнул кто-то.

— Какая?

— Та, что он нес в руках! С бомбой!

— Там, возле квартиры!

И крыша вмиг опустела.

И подъезд.

И двор.

И улица.

Жильцов всех квартир эвакуировали.

И соседних подъездов.

И соседних домов.

Как предписывает инструкция. Потому что если рванет и, не дай бог, кого-нибудь убьет или покалечит, то федеральному правительству придется платить им компенсации!

Все отхлынули…

В ходе операции наметилась пауза, которая могла закончиться не скоро. И… как угодно!..

Твою мать!.. Как же так могло выйти-то!..

В отчаянии подумал он. Так лопухнуться! Как самому распоследнему кретину! А все потому, что самонадеянность! И еще — Германия! Дома бы он такой промашки ни за что не допустил!..

А здесь — допустил! Прошляпил!

Ведь подозревал. Ведь глядел. И… Все равно не углядел!..

Эти-то откуда взялись?! Как снег на голову! Этих он совершенно упустил из виду!..

Вон они, повысовывались!..

И — верно!.. Из окна той мертвой, без признаков жизни квартиры, чуть не выползая на подоконник, полезли объективы видеокамер! Сразу двух! Направленных на дом «объекта». Вернее, на двор, где, суетясь, разворачивалась боевая операция, бегали бойцы в бронежилетах и шлемах с забралами.

А он думал, он уверен был, что там пусто, что никого нет. В помине! Почти на все сто! Еще бы — там же штора ни разу не колыхнулась, лучика света не пробилось!.. Вот он и расслабился!.. И чуть не попал!.. Как кур в ощип!..

Н-да!..

Там, в невидимом отсюда дворе, разворачивалось шумное шоу — крутились синие мигалки, кто-то лез на крышу, «рексы» тащили в машину упирающегося русского диверсанта и тащили на носилках в карету «Скорой помощи» побитого Herr Baumgartman… А в видимом отсюда доме, в квартире с темными окнами и задернутыми жалюзи, проклюнулась жизнь! В первый раз за все это время! И единственный!..

Выходит, те наблюдатели были не одни? А и другие тоже! Вот эти самые молчуны!.. Выходит, не подвела интуиция?

Но как они сидели, как сидели!.. Как неживые! Не дыша!..

Лишь когда случился захват, они позволили себе чуть больше. Позволили себе на мгновение высунуться. Когда бойцы группы быстрого реагирования выводили из подъезда арестанта. Потому что таиться уже смысла не имело — ведь злоумышленник был выслежен и схвачен. Поэтому и позволили!

Что и требовалось доказать.

И на чем строился весь расчет!

На шум они должны были прореагировать — должны были полезть из тайных щелей. И полезли! Потому что не могли предполагать, что диверсант, которого совместными усилиями органов немецкого правопорядка взяли, будет не он. И будет не там, а совсем в другом месте — удаленном на полкилометра. На своем НП. На чердаке. В клетушке. С сорокакратной подзорной трубой! В доме, из окон которого удобно было следить за домом «объекта». За его окнами, подъездом и двором. И так и оказалось — следили!

Они — за «объектом», а он — за ними!