Борис Седов - Возвращение в «Кресты»

– А?! Чего? – оторопело отозвался сонный армянин.

– Оставь себе еще кого-нибудь в помощь, остальных гони на хрен отсюда, чтоб воздух не закрывали! Живо!

– Так! Что – цирк на Фонтанке, что ли? Давай, давай, все спать! Ну хорошо, не спать, так просто стоять и смотреть, ара, но только не здесь, да-а? На три шага назад отошел, пожалуйста! Те че, в дыню, че ли, дать? Или так все понял и отошел, да?

Я услышал, что у Меха все получается, почувствовал, что воздух стал чище, и снова переключился на Бахву. Тому не становилось легче, его все колотило, казалось, с возрастающей силой. Было похоже на двигатель, пошедший вразнос – разгоняется, разгоняется… Потом – кряк! И все.

Про «все» думать пока не хотелось, да и времени ни было не секунды. Обезумевший старикашка набрал полные обороты и…

– Ч-черт!! – вырвалось у меня. Бахва замер на дуге, натянутый, как струна. Замер на секунду в этой наивысшей точке…

И в следующее мгновение рухнул вниз. Но жизнь не совсем еще покинула его. Голова повернулась ко мне. На серо-синем мертвенном лице открылись ясные глаза. Так смотрят только младенцы и еще старики – божьи одуванчики – незадолго до смерти. Будто уже и не совсем тебя видят, а может, и совсем не тебя. Но взгляд их проникает в самые глубокие закоулки твоей души, как рентгеновские лучи. Под этим взглядом ощущаешь себя голым душой, и от этого становится неуютно.

Неуютно мне стало еще и оттого, что я знал, что этот взгляд означает. Завещание писать уже поздно, времени не хватит. А попрощаться не хватит сил. Бахва приоткрыл рот и попытался что-то сказать. Вместо слов раздался нечленораздельный звук, затем Бахва судорожно, с облегчением втянул воздух.

– Ты молчи, не говори ничего, – успокаивающе сказал ему я.

Он чуть мотнул головой, не отрывая ее от подушки: в его состоянии это был очень энергичный жест. Затем как-то пошевелил пальцами руки, прикрыл глаза и чуть повел головой в другую сторону – и стало понятно, что он просит меня наклониться. На всякий случай я уточнил:

– Хочешь что-то сказать?

Бахва утвердительно кивнул. Я наклонился к старику.

– Ты прости меня, Знахарь… Я ведь и вправду не верил, иначе бы и не вписался против тебя… И ты никому не верь здесь… Ни ворам, ни мусорам… Все они тут…

Бахва начал задыхаться.

– Я все понял, Бахва, ты слышишь меня?! Не разговаривай, не надо, побереги силы…

– Для чего?.. – беззвучно спросил Бахва и засмеялся – тихо, как призрак. Потом снова подал знак нагнуться и сказал:

– Все… мои дела теперь закончены… и помру я, как жил, честным вором…

– Да, Бахва, – ответил ему я, – да. Ты всегда был честным вором.

– Да ладно… врать-то… – сказал Бахва, хитро улыбнулся, закрыл глаза, и жизнь его покинула.

Я много раз видел, как умирают люди. Но мгновение, когда жизнь покидает тело, так и осталось для меня загадкой. «Прекращение жизнедеятельности» – слишком казенно и ничего не объясняет. «Душа покидает тело» – слишком пафосно для практикующего врача скорой помощи. Я не знал, что происходит в этот момент. Но это всегда было совершенно очевидно. Мне давно уже было смешно при словах «прикинуться мертвым». Кажется, меня уже никто никогда не сможет провести на этот счет.

Тем не менее, как того требует врачебный ритуал, я быстро прощупал пульс на шее, произвел беглый осмотр… теперь уже тела, и констатировал, что Бахва…

– Умер, – тихо сказал я.

Злой тихо, с чувством выругался и поднялся на ноги. Я протянул руку и закрыл старому вору глаза. Мех что-то сокрушенно бормотал по-армянски.

– Уложите Бахву… поудобней, – сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь, и отошел в сторонку. В горле стоял комок, даже щипало глаза. Я и не думал, что настолько любил этого непонятного старикана.

Тихо сидели мы полукругом у Бахвиной шконки. Никто не нарушал уважительной тишины. Камера прощалась с паханом. С честным вором, как сказал сам Бахва перед смертью. Тишина начала затягиваться, и Злой решил, что пора ее нарушить:

– Ну так че… Делать-то с ним че теперь? – И, не получив ответа, неуверенно предположил: – Наверно, вертухаю сказать надо. Щас набегут… – Он длинно и неизобретательно выругался.

– Не ругайся возле мертвого, я тебя очень прошу, – попросил Мех.

Злой в ответ молча вскинул руки: мол, все понял, извиняюсь, молчу!

– Набегут. Точно, как пить дать, набегут! – в ответ продолжил Мех начатую Злым тему, тем самым как бы смягчая излишнюю резкость своей просьбы. – И мусора, и врач из больнички. Бодягу тут разведут: уголовное дело, туда-сюда, опросы-допросы… Шмон устроят! Это уж к бабке не ходи. Им шмон – как праздник!