Сергей Алтынов - Прощай, предатель (Сборник)

«Бизон» способен работать в бесшумном режиме. Хорошо, что Елена предупредила меня насчет бронежилета, пули легли точно в плешивый затылок. Отскакивая от окна, я успел заметить, как господин Олигарх тяжело рухнул на асфальт, а телохранители отпрянули в разные стороны, дергая шеями и конечностями, точно пляшущие марионетки.

Оставив окно приоткрытым, я спокойно вышел из палаты. Детишек вблизи не было, медперсонал, деловито курсирующий по коридору, не обращал на меня внимания. У всех свои заботы… Первым делом я избавился от «бизона», засунув его в мусорный бак в закоулке у «клизменной». Моих отпечатков на нем не должно было остаться.

Пост охраны я миновал еще в обличье Бориса Аркадьевича, но секьюрити Олигарха уже успели связаться с ментурой, и в районе шло развертывание оперативного плана «Перехват-Центр» – выход с территории больницы был заблокирован. Мышеловка захлопнулась. Попросить у Бориса Аркадьевича его документы я как-то не догадался, а с моими собственными я далеко не уйду…

…Не суетиться, не останавливаться. Ох, как же это нелегко! Тем не менее я со средней скоростью в меру озабоченного медработника среднего звена неторопливо двинулся в глубь больничного двора. А навстречу мне в той же манере двигался… детский доктор Борис Аркадьевич собственной персоной! Но он даже не взглянул в мою сторону, мерным шагом следуя в корпус.

Так… Какие-то кладовые, приемный покой… Не то. Вон там, в тупичке, отдельное одноэтажное строение, около него небольшая кучка людей и два автобуса… Морг. Медленно, склонив голову, подхожу к стоящим у крыльца, медленно поднимаюсь по ступенькам. У входа заплаканная женщина в черном платке протягивает мне четыре гвоздички. Беру, прохожу, становлюсь не слишком далеко и не слишком близко среди печальных, хлюпающих родственников. Их немного… Несколько хмурых ребятишек, у детского гробика рыдает мать. Чувствую, что у меня наворачивают слезы – нервы сдали…

Через десять минут гроб медленно выносят, ставят на постамент в одном из автобусов, я сажусь во второй автобус – к самым близким родственникам я не отношусь. В автобусе тихие разговоры – девочка, такая была красавица и послушная, не то что иные… Сбила машина, в сознание не приходила…

Дети в первом автобусе. Наверное, и учительница с ними, если пришла. Бормочу что-то о том, что я физрук из школы…

Медленно проезжаем по аллее к дальнему выезду с территории больницы. Случайно замечаю в окне – трое охранников волокут куда-то знакомую тощую фигуру – скрюченную, руки заломлены, очков, насколько можно разглядеть, нет… Один из секьюрити, демонстрируя «профессионализм», периодически поддает влекомому на расправу пленнику по ногам. Орлы ощипанные, вот и все, что вы умеете…

Прости меня, Борис Аркадьевич. Тебе, конечно, нехорошо сейчас. Но в конце концов эти придурки во всем разберутся и, может быть, даже извинятся перед тобой…

На выезде с территории охранник заглянул в автобус, спросил, нет ли посторонних, и удовлетворился угрюмым молчанием пассажиров. Как все буднично, даже лопатки не холодит… На кладбище я отстал от процессии и на городском транспорте вернулся домой.

Иван и Оля-Леля ждали меня с нетерпением, но нетерпение в данном случае канализировалось в другой вид энергии – они смогли оторваться друг от друга только минут через двадцать после того, как я постучал в их комнату – чисто символически, так как дверь они закрывать не стали.

Иван выглядел совершенно измотанным, у него слипались глаза, а вот Оля-Леля была свеженькая и розовая, глазки сияют, как у кошечки, лизнувшей сметаны, – ее нетерпение явно не было удовлетворено до конца.

Мы обменялись сообщениями о том, что и у них, и у меня все в норме, дружно сошлись на том, что утро вечера мудренее и что о «предстоящей» акции следует поговорить завтра с утра, не откладывая. При этом Иван усиленно мне подмигивал – с трудом разлепляя смыкающиеся веки…

Я был в прострации. Неужели Мила права? Ну разве может человек, так явно забывший все на свете в объятиях первой встречной девчонки с кукольной наружностью, планировать подлое убийство своего старшего напарника?

… – Хочу лечь пораньше, завтра у меня трудный день, и надо выспаться как следует.

– Да, Оль, мне тоже надо будет выспаться, так что, подруга, мы с тобой сейчас попрощаемся, и ты поедешь домой, да? А завтра созвонимся…

…Первый час. Я лежу на тахте, на мне – кевларовая «рубашка», поверх – ночная футболка. Я лежу, раскрывшись, одеяло сбито ниже пояса, голова полуприкрыта подушкой и руками. Я часто сплю в этой позе, и Иван это знает. Надо мной ночник, он освещает грудь, голова – в тени. Это я на всякий случай «устроил так, чтобы стреляли не в голову». Психологический этюд: стреляют в ту часть мишени, которая видна. Риск, конечно…