Сергей Зверев - Агент без прикрытия

«Еще час, и я здесь изжарюсь, не поможет и кусочек тени, которую отбрасывает парапет. Крыша прогрелась, как сковородка, забытая на полном огне, – решил Бондарев. – Толку-то, что не попал в плен».

Он осторожно выглянул за парапет. Искать его уже бросили, во всяком случае, боевики не переходили из склада в склад. Часовые были расставлены лишь у самолета – двое и один прямо под складом, на крыше которого залег Клим. Боевик тоже изнемогал от жары, еще недавно он мог позволить себе спрятаться в тени под стеной, но эта тень ушла. Он приложился к вместительной фляжке, вытряс в горло последние капли. Бондарев буквально за него ощущал вкус спасительной, пусть и согревшейся воды, провел пересохшим языком по растрескавшимся, как земля пустыни, губам.

Боевик под стеной попытался заглянуть в пустую фляжку, будто там могла остаться вода. Выразительно вздохнул. Его явно раздирали чувство долга и чувство жажды. Наконец он не выдержал, оставил пост и двинулся к входу на склад. Бондарев даже слышал, как часовой шепотом подзывал одного из своих товарищей, просил воды. Через минуту боевик уже вернулся на прежнее место. Он любовно обтер прозрачную пластиковую бутылку, завернул ее в мокрую тряпку и поставил там, где, на его взгляд, был хоть какой-то ветер. Часовой прохаживался вдоль стены, чуть слышно напевая себе под нос что-то такое же заунывное, как и весь местный пейзаж.

«Сейчас бы дома у себя оказаться, в Коломенском, открыть бар, а там…» – Бондарев даже прикрыл глаза от удовольствия, представив себе, как откалывает ножом лед от замороженной глыбы, бросает его в бокал, и стеклянные стенки мгновенно запотевают, по ним скатывается капелька конденсата.

Клим тряхнул головой, это уже смахивало на наваждение, на видение умирающего от жажды в пустыне. Открыл глаза. Солнце висело над ним ослепительным диском.

– Черт… кажется, оно даже не движется.

Клим приподнял голову над низким парапетом. Часовой неторопливо уходил к дальнему углу склада, автомат висел у него на груди на коротко затянутой лямке. Руки боевик положил на оружие, как первоклассник на парту. Бондарев считал, сколько времени уйдет у него на то, чтобы дойти и развернуться. Считал сперва просто так, убивая время, как считает шаги в камере заключенный. Первоначальный план – дождаться темноты и спуститься – он отменил для себя внезапно, хотя обычно избегал спонтанных решений.

«Двадцать семь», – произнес про себя Бондарев и опустил голову, когда часовой развернулся, дойдя до угла.

А потом, лежа на крыше, он повел обратный отсчет:

«Двадцать семь, двадцать шесть… десять… два, один… Теперь ему осталось дойти шагов пять».

Клим, рискуя быть замеченным, выглянул наружу. Линию вертикального отвеса он видел четко – ее создавал шов между бетонными плитами стены. Часовой приближался к ней. Бондарев сжал автомат в руке и перевалился через край парапета. Ему пришлось, как кошке, перевернуться в воздухе, перехватить автомат двумя руками. Благо высота падения это позволяла. Не повезло в другом. Часовой услышал шорох над собой. Человек нетренированный наверняка сначала задрал бы голову, посмотреть, что же там такое случилось, и, естественно, получил бы прикладом в голову прежде, чем сообразил, откуда что взялось. Но часовой сразу же отскочил в сторону и только потом глянул вверх. Бондарев приземлился в двух с половиной метрах от него, боль отозвалась в ногах. Он разжал пальцы, удерживающие приклад, и, сжимая ствол автомата, нанес им удар от себя так, как если бы собирался проткнуть противника мечом. Удар пришелся в грудь, приклад достал боевика уже на вылете, когда рука у Клима распрямилась. Боевик только качнулся, удержал равновесие, он лихорадочно пытался развернуть автомат на Бондарева, но короткая лямка мешала это сделать.

Климу не раз приходилось внезапно вступать в схватку, когда он оказывался с противником один на один, а совсем рядом находились его враги, которых достаточно было просто позвать. Но очень редко раздавался крик о помощи. Обычно противник рассчитывал только на самого себя. Боевик выхватил нож в самый последний момент, когда Клим уже стоял на прямых ногах. Бондарев мог выстрелить, но это бы означало смертный приговор самому себе. Он бросил автомат в противника и тут же прыгнул на него, в последний момент перенеся тяжесть на левую ногу. Нож полоснул воздух, боевик рассчитывал на другую траекторию прыжка. Они сцепились, покатились по пыли. Боевик тянулся к горлу противника, но все же Бондарев опередил его. Когда в очередной раз он оказался сверху, рывком подтянул ногу и упер колено врагу в горло. Тот несколько раз дернулся, пытаясь освободиться, глаза вылезли из орбит, крючковатые пальцы впились в ногу Клима. Бондарев качнулся вперед, перенося всю тяжесть тела на колено; под ним хрустнула трахея. Боевик задергался, уже беспорядочно, в болевом шоке, и затих.