Владимир Колычев - Лагерный пахан

– Ну, может быть, – не стала спорить шатенка.

– Так ты заглянешь на огонек? – продолжал сватать Лешка.

– Само собой! Только отдохну пару часиков!

– А это если я тебя позову, – криво усмехнулся Трофим.

Ему не нравилось, что его никто не спрашивает. Но в то же время он понимал Лешку – пацан зазывал девку, чтобы угодить ему: знал же по собственному опыту, как тяжко на зоне без бабы. Да и Зойка ему, в общем-то, нравилась. До Кристины ей как сороке до лебедя, но в голодную пору и сухарь за пирожное сойдет…

– Так позови, – кокетливо улыбнулась Зойка.

Она уже сама напрашивалась, но чувствовалось, что интерес питает не к его личности, а к чему-то другому.

– Может, и позову… Ты мне адресок свой дай.

– Даст, – ответил за нее Лешка. – И не только адресок…

Трофим долго рассматривал дверь в свою квартиру. Железная с декоративными накладками, с одним-единственным звонком, но с тремя замочными скважинами… Трофим предполагал, что мама может быть сейчас на рынке, но домой думал попасть с помощью соседей. И вдруг оказывается, что соседей нет. Если один звонок, значит, один хозяин… А может, и мама здесь вовсе не живет.

Трофим нажал на клавишу звонка. Спустя минуту открылась дверь. На пороге нарисовался холеной наружности мужик в стеганом халате. Седые волосы, обрюзгший подбородок, важность какая-то искусственная, хрупкая как ваза из фальшивого хрусталя. Лет пятьдесят мужику, может, больше.

– Ты кто такой? – строго, по-хозяйски сказал Трофим.

– Я… Я Георгий Владиславович… А ты… Вы, наверное, Трофим?

– Угадал.

– Татьяна Николаевна говорила, что ты… что вы можете вернуться в любой день. Она так вас ждет…

– Ты мне еще что-нибудь расскажи. Я буду стоять на пороге, а ты будешь меня грузить. Может, отвалишь? – неприязненно скривился Трофим.

Он уже понял, с кем имеет дело.

– Ах да! Конечно!

Мужик отошел в сторону, распахнул настежь дверь, пропуская Трофима в прихожую.

Изнутри квартира изменилась до неузнаваемости. Светлые обои, яркие светильники по всему коридору, однотипные двери из красного дерева, в комнатах подвесные потолки со множеством лампочек, новая импортная мебель, техника. Огромных размеров кухня на одного хозяина – высокий чуть ли не до потолка холодильник, гарнитурная стенка, даже небольшая барная стойка. Но больше всего Трофима поразила ванная – она занимала самую маленькую из жилых комнат, в которой когда-то обитал Бунякин. Импортный кафель, огромная ванна, горячая вода…

– Вода здесь откуда? – удивленно спросил Трофим.

– А это Татьяна Николаевна похлопотала, весь дом подключили – к водопроводу и канализации, правда, не все захотели, это же деньги… Но Татьяна Николаевна смогла. Она платила, я делал. Весь ремонт от начала до конца сделал… Да, меня Георгий Владиславович зовут!

Он протянул было Трофиму руку, но тот сделал вид, что не заметил.

– Ты уже говорил, – холодно напомнил он.

– Ах да…

– С матерью моей живешь?

– А-а, да, в каком-то смысле… Мы одного с ней возраста, у нас, так сказать, консенсус…

– Что у вас? – скривился Трофим.

– Ну, полное взаимопонимание…

– А у тебя свой дом есть?

– Да, квартира в центре города.

– Я понимаю, что вы с мамой одного возраста. Умом понимаю, а душа, извини, на вилы тебя ставит… Ты, Георгий Владиславович, извиняй, да. Езжай домой, да, ну, на недельку там. Я дома немного отдохну, потом съеду. Ну а пока здесь буду, не хочу, чтобы ты тут маячил. Ферштейн?

– А, да, понятно… У меня у самого мать замуж вышла, когда мне двадцать лет было. Я вас понимаю…

– Не васкай, не надо. На «ты» давай…

– А, ну да, я тебя понимаю…

– Отлично. А теперь исчезни, будь другом…

Трофим открыл холодильник, обнаружил бутылку «Абсолюта». Такого он еще не пил. Нашел в стенке хрустальные стаканы, наполнил оба. Сначала заставил мужика выпить за компанию и только затем отпустил…

А скоро и мама появилась.

Трофим помнил ее такой, какой она провожала его в тюрьму. Тогда она выглядела лет на пятьдесят, поэтому сейчас он думал увидеть перед собой шестидесятилетнюю милую старушку. Но ничуть не бывало. Он собирался накинуть десять лет к ее прежнему возрасту, но пришлось сбавлять ровно столько. Маме на вид можно было дать чуть больше сорока. И все потому, что женщина бросила пить и стала следить за собой. Модная одежда, косметика, задорные и полные живого блеска глаза.

– Ну, наконец-то!

Она прослезилась, крепко обняла Трофима.

Не переодеваясь, набросила на себя передник, направилась на кухню.