Сергей Зверев - Война кончается войной

Очистив люк, Васильев стал прощупывать его края. Если люки и минируют, то только от посторонних. Но всегда таким образом, чтобы знающий человек мог разминировать устройство без особых проблем. Это означает, что люк возможно без вреда приподнять настолько, чтобы можно было просунуть туда руку.

Васильев очень осторожно приподнял люк и просунул под него руку. Тонкую стальную проволоку он нащупал почти сразу. Теперь вопрос, где мина или, что бывает чаще, обычная граната? Как правило, их устанавливают на самой крышке. Чтобы нанести максимальный урон тем, кто полезет открывать. Но бывало, ставили и внизу. Тогда жертв почти не было, зато сам схрон уничтожался практически полностью.

— Вот ты, голубушка, — прошептал Васильев, нащупав ребристую поверхность гранаты «Ф-1». Он лег на бок, занял удобное положение и стал пытаться согнуть усики предохранительной чеки. Когда ему удалось это сделать, он попросил принести ему из машины кусачки. Теперь оставалось самое опасное. Разминировать гранату или иное устройство, которое расположено внизу, он не мог. Если проволока от гранаты на крышке люка шла к другой гранате внизу, то, ослабив или перекусив ее, он неизбежно спровоцирует взрыв. Тут применяется единственный принцип — принцип выдергивания чеки из гранаты. Мину натяжного действия здесь не установишь чисто технически.

Махнув всем рукой, чтобы легли на землю, Васильев просунул руку с кусачками под люк. Щелчок, проволока ослабла и упала вниз. Используя три секунды, которые горит запал гранаты, Васильев откатился в сторону и прикрыл голову руками. Но взрыва не последовало.

Бессонов приехал, когда люк схрона был уже открыт, а Васильев осматривал его содержимое, спустившись вниз.

— Ну что там? — спросил Владимир Сергеевич, наклонившись над люком. — Отсюда он вылез?

— Больше неоткуда, — отозвался Васильев. — Он тут сидел два дня, не меньше. Я так думаю, что мы его спугнули, когда началось боестолкновение в лесу. И он залег здесь. Похоже, это и есть тот самый курьер, что приезжал за письмом, которое мы нашли у главаря в подкладке.

— Много выводов, Леша, — хмыкнул Бессонов, хотя недоверия к напарнику у него не было. Васильев опытный и талантливый криминалист. За годы совместной работы Бессонов уже привык ему верить. — Поясни.

— Видите ли, Владимир Сергеевич, — засмеялся Васильев, — Каждый человек, если он, конечно, не страдает хроническими заболеваниями, а этот явно не страдал, иначе его не послали бы с таким ответственным заданием, так вот, каждый человек обычно справляет нужду «по-большому» раз в сутки, а «по-малому» в среднем три-пять раз в день. Питался он тут нормально. Есть запасы и спиртного, и воды, и пищи. А свой кал он прикапывал у стены, хотя запах все равно улавливается. Ну, еще и количество съеденных консервов. Вот они, пустые баночки. Примерно двухдневный рацион взрослого мужчины.

Бессонов спустился по деревянной, грубо сколоченной лестнице в схрон и огляделся. Двухъярусные нары справа и у дальней стены. Значит, рассчитан он на четверых. Стол в центре, грубо сбитая лавка, фонарь «летучая мышь» на опорном столбе, поддерживающем крышу всего строения.

— Давай заканчивай здесь, я осмотрю тело и личные вещи, — приказал Бессонов и полез наверх.

Когда Васильев, закончив осмотр схрона, с бумажным пакетом выбрался наверх, Бессонов сидел с задумчивым видом возле тела убитого. Васильев опустился рядом, разглядывая разложенные на плащ-палатке вещи.

— Схрон можно взрывать, я там закончил, — сказал он. — Ничего существенного, кроме немецкого происхождения некоторых консервированных продуктов, да окурки советского производства, в том числе, судя по номерам на мундштуках, довоенные. А это что такое?

Васильев взял с брезента половинку немецкого идентификационного медальона и повертел в руках. Этот обломок находился в портмоне убитого вместе с паспортом на имя Станислава Адамовича Шевчука, несколькими советскими купюрами разного достоинства и различной мужской мелочью — расческой, носовым платком, перочинным ножиком, связкой из трех дверных ключей.

— Это было у него? Интересно, зачем он носит в кармане половинку немецкого посмертного медальона?

— Единственное, что мне пришло в голову, — ответил Бессонов, — это медальон кого-то из его родственников, кто служил в вермахте и погиб в этих местах. Одна половинка, соответственно, с телом, вторая у него.

— Да, но тогда вопрос: зачем ему половинка посмертного медальона, даже если он принадлежит его убитому родственнику? Странная сентиментальность, учитывая, что он не немец.