Илья Деревянко - Штрафники

– Ну, конечно, майор! Конечно, вас обоих! – эмоционально воскликнул генерал. – Я обязательно… Впрочем, об этом позже. А сейчас мне не терпится повидать милашку Рудольфа!!!

– Пришлите людей, пускай забирают. А заодно займутся начальником первого отдела. «Очень покладистый человек», по словам господина Малевича.

– Ага, – на секунду задумался Нелюбин. – Значит, так: оставайтесь в вагоне. Примерно через полчаса к вам подойдут два человека, – тут он подробно описал их внешность, – и произнесут пароль: «Здесь принимают битую стеклотару?» Вы ответите: «Нет, только выдаем» и вручите им пленника. Остальное – не ваша забота. До связи!..

– Убу-убу?! – без прежней агрессивности воззрился на меня агент.

– Угу! – передразнил я и, вспомнив об ушатах мерзости, излитых им на мою покойную матушку, не удержался от маленькой мести: – Скоро, Рудольф, наступит последний, завершающий этап твоей жизни. Не особо продолжительный, но время, как известно, понятие субъективное. Если тебе хорошо, комфортно, то оно протекает незаметно. Но когда плохо… Ты, помнится, называл нас «дикарями, варварами», и знаешь, Рудольф, ты ошибся. Мы гораздо хуже и ужасно мстительны! Вместе с тобой я передам людям шефа диктофон с записью твоих высказываний в адрес России, русского народа, ФСБ и так далее. Сперва, разумеется, тебя подвергнут повторному, обстоятельному наркодопросу, а потом… ты станешь не нужен. И тогда наш злопамятный шеф прогонит тебя по нескольким кругам земного ада. Для начала ты «поработаешь» общаковым пидором в камерах Брюсовского СИЗО, где сидят чечены-наркоторговцы. Таких камер, если не ошибаюсь, там пять или шесть. В каждой – по десять-двенадцать здоровенных, ополоумевших от безбабья «зверей». Ты будешь находиться в камере, пока не надоешь ее обитателям. Затем следующая, и так далее. Ну, а когда они все вдоволь натрахаются, а твоя задница превратится в разодранную до кишок, постоянно кровоточащую дыру – тебя подвергнут изощренным средневековым пыткам. (Описывать не буду, пускай это будет сюрпризом.) А в самом финале – обезумевшую от боли, измочаленную тушку (бывшую когда-то крутым и наглым шпионом по имени Рудольф) – заживо сожгут в кремационной печи…

– Убу-у-у-у!!! – Похоже, Завадский поверил моей брехне. Вся его агрессивность бесследно исчезла, физиономия вытянулась. В глазах отразился панический ужас.

– Предвкушай, Рудик, недолго осталось, – покосившись на часы, сказал я, жестом согнал с ящика Малевича, уселся на него сам и закурил сигарету…

Спустя некоторое время в стену вагона постучали.

– Здесь принимают битую стеклотару? – спросил грубый голос.

– Нет, только выдают, – ответил я. – Заходите, ребята!

Дверь отодвинулась, и в вагон запрыгнули двое спортивной внешности парней в рабочих спецовках. (Внешность точь-в-точь, как описывал Нелюбин.) Один – высокий, голубоглазый, русоволосый, с крохотной родинкой на правой щеке. Второй – приземистый, широкоплечий, с боксерским носом на невозмутимом скуластом лице.

В руках он держал пластиковый мешок для перевозки трупов, едва взглянув на который Завадский затрясся в свирепом ознобе.

– Это оно? – указав подбородком на агента, осведомился крепыш.

– Точно! – подтвердил я. – Забирайте с потрохами. Но учтите, оно очень злобное и наглое. Пока пасть не заткнуло – хамило по-страшному, буквально ядом истекало.

– Убу-у-у-у!!! Убу-бу-у-у!!! – отчаянно возопил инспектор. (Надо думать, обещал исправиться.)

Однако нелюбинцы поняли Рудольфа на свой лад.

– Увянь, падла. – Скуластый крепыш нанес ему жестокий удар ногой в одну из болевых точек на туловище. Пленника передернуло в мучительной судороге и скрутило, словно выжатую половую тряпку. Бубнеж прервался. Лицо Завадского исказилось в жуткой гримасе. Блеклые глаза вылезли из орбит.

– Легкое, первоначальное предупреждение, – холодно пояснил «высокий». – Издашь еще хоть один звук – займемся тобой по-настоящему, – и обратился к напарнику: – Давай упаковывать груз. Время поджимает.

Вдвоем они сноровисто запихали тело агента в мешок, застегнули молнию, вежливо попрощались со мной, вынесли «груз» из вагона и аккуратно задвинули за собой дверь. Наступила полная тишина. Ни шума мотора, ничего…

«Наверное, в тележку мусорную погрузили, – подумал я. – А дальше… Впрочем, какая разница! Дальше не мои заботы».

– Д-дмитрий Ол-легович! А п-правда его отправят п-потом по к-кругам з-земного ада?! – осмелился спросить Малевич.