Сергей Самаров - Перехват инициативы

– Радуйся, что легко отделался, – сказал полковник медицинской службы, председатель комиссии. – На сантиметр бы в сторону – дыра в артерии. В полевых условиях тебя спасти бы не удалось. Кровь через бедро за пару минут вся вытечет.

Он похлопал меня по груди, прислушался и похлопал снова, потом пальцем провел по моим орденам и крестам – для убедительности, чтобы посочувствовали, оценили и из армии не гнали, я их все на китель выставил. Не помогло.

Прощай, служба...

Вы когда-нибудь в жизни встречались с настоящим берсерком?.. Нет?

Вам повезло... Но если любопытство мучает, тогда советую – переберитесь через забор ко мне во двор деревенского дома. Не забудьте перед этим рыцарские доспехи надеть потяжелее и покрепче, но я, извините, не уверен, что это вас спасет... Препятствия, которыми могут стать в данном случае доспехи, всегда приводят Берсерка только в ярость, с которой ни я, его хозяин, ни он сам совладать не в состоянии.

И это – не думайте! – не мои выдумки. Когда европейские и сарацинские рыцари пытались противопоставить ярости настоящих викингов-берсерков прочность своих доспехов, те не выдерживали и в итоге спасти не могли. Настоящие берсерки доспехи презирали, как и щиты, и шли в бой в белых рубахах и с двумя мечами. Они страха и сомнения не знали...

Берсерк – мой трехлетний белый алабай, существо, не знающее страха и сомнения и не отступающее ни перед какими угрозами. Его белая рубаха – длинная шерсть. А единственная для него власть – это я, с первых месяцев жизни вдолбивший в понятливую щенячью голову мысль о присутствии командира в роте, то бишь вожака в семейной стае. А единственная угроза, перед которой он все же отступал и смирял свой нрав, это веник в руках моей жены – она приучала к порядку Берсерка еще тогда, когда он не вошел в силу и был существом не слишком опасным. Сейчас без веника он и жену не слишком слушает, хотя очень ее любит. Еще бы не любить свою кормилицу. Любой пес, а особенно обладатель алабаевского интеллекта, который на протяжении шести тысяч лет соседствовал с человеческим, должен понимать, что это за труд – прокормить восьмидесятикилограммовое белое чудовище, никогда не страдающее отсутствием аппетита. Целую человеческую семью прокормить куда как легче...

Дом в деревне я специально и купил ради своей собаки. Ну, может быть, чуть-чуть для себя и своей семьи. Город для такой большой псины слишком тесен и многолюден. Зимой приходится мириться с обстоятельствами и поводком, а порой и с намордником, а уж летом Берсерк живет в свое удовольствие. Правда, ради удовольствия всех других, в первую очередь деревенских собак, пришлось построить глухой забор высотой чуть больше двух метров, потому что два неосторожных свободолюбивых кобеля, которые нашли дыры в старом заборе, успешно убежать не сумели. Все-таки алабай считается бойцовской породой, а уровень владения клыками и телом у самых опытных деревенских драчунов на три порядка ниже.

Но все утряслось быстро, и к забору Берсерк привык, как деревенские собаки к угрозе за этим забором. Он, конечно, пробовал перепрыгнуть, когда за забором пробегали эти самые собаки, он узнавал их по запаху, но – чуть высоковато даже для него. И среди людей, желающих проверить, что такое настоящий берсерк, в деревне охотников не нашлось. Если кто-то приходил по необходимости, я своего пса, с его точки зрения, несправедливо наказывал – сажал на двойную крепчайшую кованую цепь, сделанную по специальному моему заказу, – магазинные цепи Берсерк рвал в свое удовольствие. Натянул – ослабил, натянул – ослабил, и третье уже не натяжение, а рывок – и звенья цепи разлетаются... Кованая и сваренная в местах соединения цепь пока с его силищей успешно боролась. И гостей спасала. Потому гостей Берсерк и не любил. Я своей хромоты все еще стеснялся и тоже не любил их. Хотя к травме начал понемногу привыкать, да и хромать стал заметно меньше. Без палочки уже ходил.

Два года уже минуло, как пришлось привыкать.

Я еще только на работу собирался, когда позвонила мама. У них там, на Урале, уже рабочий день начался. Могла бы догадаться, что у нас разница в два часа и я в это время, как обычно, тороплюсь. Но она не привыкла считаться с чужими ощущениями и мнениями. Всегда только себя видит и считает, что все остальное просто обязано под нее подстраиваться. Ее свободное время – это ее свободное время, и если она его, свободное время, чему-то посвящает, то этому же должен быть отдан досуг всех остальных.