Александр Тамоников - Обет на крови

Рустам попрощался с женой, сказал ей несколько ласковых слов и отключился. Возможно, связь оборвалась, но главное капитан спецназа Рустам Шарипов домой передать успел. Так же как и услышать то, что желал услышать.

Зульфия Ринатовна, поцеловав в щеку Ольгу и пожелав ей спокойной ночи, ушла в свою комнату.

Выключив телевизор, Ольга прошла в спальню. Завтра их всех ждал день необычный, суетливый.

Вернувшись в свою пятикомнатную квартиру, Цейман в первую очередь отменил ночной визит негритянки. Во вторую – позвонил Ленскому. Помощник, заподозренный в махинациях, находился дома, под охраной людей казначея, поэтому ответил сразу:

– Слушаю вас!

– Это Цейман! Как чувствуешь себя, Дима?

– А как может чувствовать себя узник, заточенный в собственной квартире за деяния, которые он не совершал? Вернее, за инициативу, которую посчитали махинацией.

– Смотри, какой Эдмон Дантес! В заточении?! Ты, щенок, еще не знаешь, что такое заточение! Но можешь узнать! Причем то, что гораздо страшнее домашнего ареста! Но ладно, я звоню не для того, чтобы с тобой лясы точить. Быстро собрался и в 16.00 ко мне домой!

Ленский произнес:

– Я-то с удовольствием, а вот как насчет вашей охраны? Она сопровождает меня даже в туалет.

– И правильно делает. Тебе только дай свободу, сразу слиняешь. Ты у нас оказался шустрым.

В голосе Ленского зазвучало отчаяние:

– Но позвольте мне хоть объясниться...

– Позволю. Как приедешь, так и объяснишься. Передай трубку Брынзе.

В трубке хриплый голос произнес:

– Слушаю, шеф!

– Как ведет себя наш узник?

– А как ему себя вести? Ссыт, как последний фраер. Мне тут пытается по ушам ездить, мол, не виноват ни в чем.

– Надеюсь, вы его не прессовали?

– Так приказа не было. Дайте команду, и мы этого засранца...

Цейман не дал договорить подчиненному:

– Заткнись! И слушай, что надо сделать!

Казначей Стародубова приказал доставить Ленского к нему домой ровно в 16.00.

– В четыре часа, Брынза, ни минутой раньше, ни минутой позже, понял?

– Понял, шеф!

– Все! Жду!

Отключив телефон, Цейман упал в широкое, уютное кресло возле столика-каталки, на котором в два яруса стояли различные напитки. Выбрал сухое «Мартини», налил половину фужера. Смакуя вино, задумался.

Ровно в 16 часов сработал его сотовый телефон.

Карл Густавович посмотрел на дисплей. На нем высветился номер и сверху «Бр». Брынза. Ответил:

– Ну?

– Мы у подъезда, шеф!

– И что дальше?

– Так, подумал, лучше предупредить, мало ли что?

– Это похвально, что ты еще можешь думать. Веди Ленского.

Вскоре перепуганного, прилично одетого, выбритого и пахнувшего дорогими мужскими духами помощника Цеймана Брынза ввел в прихожую, доложив:

– Вот, шеф! Ваш клиент!

Цейман кивнул охраннику на дверь:

– Выйди в коридор и находись там. Вызову!

– Понял, шеф!

– Вали!

И, взглянув на Ленского, пригласил:

– Проходи, Дима, в кабинет. Надеюсь, не забыл еще, где мы вместе когда-то очень плодотворно, а главное, доверительно работали?

– Конечно, помню, но...

– Иди! Все «но» потом!

Ленский подчинился. Прошел в кабинет Цеймана, обустроенный под современный офис руководителя крупной фирмы. Все в нем было строго, дорого и к месту.

Помощник присел в кресло, которое всегда занимал ранее, являясь к начальнику. Тогда были золотые времена. Непыльная работа, очень приличный оклад, всевозможные премии, персональная иномарка, девочки из дорогих борделей, которых Ленский снимал, как правило, после посещения казино. А что сейчас? Сейчас одна квартира, в которой его держат, как в камере под охраной. И все из-за одной ошибки. Из-за одного просчета. Переоценил себя Дима, в прежнем подающий неплохие надежды ученый финансист, кандидат экономических наук. Вернее, не себя переоценил Ленский, а недооценил Цеймана, хитрого, мудрого, битого жизнью еврея, и теперь судьба Дмитрия была туманна. Но скорее всего печальна, а возможно, и мучительна. Такие люди, как Цейман, на милосердие не способны и прощать попросту не умеют!

Казначей, заняв место в высоком кресле за главным столом, посмотрел на Ленского и, вероятнее всего, с некоторым сожалением спросил:

– Ну, что, Дима? Поди хреново тебе сейчас?

Ленский вздохнул:

– Не то слово! Одним махом, не раздумывая, не пытаясь разобраться, словно не было нескольких лет совместной работы. Я вас как отца почитал. И почитаю!

Цейман скривился:

– Вот только этого спектакля, Дима, не надо, а? Не катит он! Не умеешь ты играть! Не актер.