Александр Тамоников - Признание моджахеда

— А я откуда знаю, выдержит он перелет или нет? Я же не врач.

— Тогда поступаем следующим образом. В Карши Шепеля осмотрят местные медики. Они и дадут заключение, переправлять Мишу в Москву или в Ташкент, а может, вообще в Каршинскую больницу. В последнем случае оставишь при нем группу «Орион»! Все понял?

— Понял!

— А за работу спасибо. Всем!

— Служим трудовому народу! Отбой!

Валентина, сидевшая возле Шепеля, взглянула на Крымова:

— Ну что решило ваше начальство?

— То, что должно было решить. Мы летим в Карши. Там нас встретят доктора. Ну а дальше, Валя, как бог даст. Скажу одно: ребята у нас служат крепкие, живучие. Не из таких переделок выбирались.

— Господи, лишь бы он выжил!

— А ты верь, Валентина, тогда непременно выживет!

— Я верю!

Девушка вновь заплакала. Не хотела, но слезы непроизвольно наполнили глаза и пробили дорожки по пыльному лицу красивой, молодой женщины. А вертолет все дальше уходил от Хандарского ущелья, покидая Афганистан. Спецназовцы сидели на лавках молча, напряженно, постоянно бросая взгляд на Валентину и капитана Шепеля. И каждый в душе молил Бога, чтобы боевой товарищ выжил. И каждый верил в то, что Шепель и на этот раз переиграет смерть, как переигрывал ее раньше в бесчисленных боевых выходах, рейдах, акциях — на войне, которую считал своей обычной, повседневной работой. Работой офицера сил специального назначения. Безо всякого пафоса и высоких слов.

Очнулся Шепель ночью в отдельной палате, буквально опутанный различными трубками, свисающими от пузырьков, закрепленных на штативах. Левая нога лежит на специальном приспособлении. На щиколотке — скоба, от скобы трос, на тросе грузы в виде металлических дисков. Значит, перебита кость голени. За окном льет дождь. Капитан слышит, как капли нудного, не летнего дождя стучат по стеклу. Синий, дежурный свет. Возле кровати стоит тумбочка, рядом стул, на нем книга в мягком переплете. Шкаф напротив кровати. И запах! Противный, приторно-хлорный запах больницы.

Он вспомнил все!

И освобождение заложников, и отход с Валентиной от ущелья, и внезапное нападение душманов. Бой в лесу и подрыв гранаты, брошенной смертельно раненным бандитом, когда, казалось, моджахеды Дамири были уничтожены. А вот после взрыва — черная пропасть. Интересно, какое сегодня число? Болит голова, но Шепель старается не думать о боли. Главное, остался жив, а боль успокоится. Все пройдет, и он вновь встанет в строй. Это не первое и наверняка не последнее его ранение. Правда, раньше закрывать собой женщин не приходилось. Все больше ловил пули террористов.

Михаил перевел взгляд на книгу. Посредине — закладка. Значит, медсестра, что определена к нему в сиделки, вышла и скоро вернется. Надо будет узнать у нее, не пострадали ли от взрыва Валентина и Крымов с Тимохиным. Впрочем, последние вряд ли. Офицеры были экипированы по-боевому, в бронекостюмы и натасканы на подобные ситуации, когда решения надо принимать мгновенно. Спецназовцы наверняка отреагировали на его предупреждение о гранате и успели укрыться. А вот Валя? Хотя он и закрыл ее собой, но шальной осколок мог найти узкую щель и задеть женщину. Это было бы несправедливо. Черт, лишь бы Валентина не пострадала, а Шепель поправится. Где же медсестра?

Вызвать через кнопку, что закреплена над кроватью?

Капитан попытался поднять левую руку и только сейчас заметил, что она в гипсе и также зафиксирована. Правой же, целой и вроде невредимой рукой кнопки не достать. Не повернуться. Придется ждать. Впрочем, ожидание не затянулось. Не прошло и минуты, как Шепель услышал шаги в коридоре. Открылась дверь, и в палату, держа в руках полотенце, вошла… Туркина.

Капитан закрыл глаза.

Валентина подошла к его кровати, повесила полотенце на спинку стула, присела и взяла в руки книгу.

Офицер услышал шелест страниц. Выдержал паузу. Затем, когда Туркина углубилась в чтение, неожиданно сказал:

— Готов поспорить, ты читаешь не боевик.

В тиши палаты его слова прозвучали словно выстрелы.

Девушка вздрогнув, уронила книгу на пол:

— Миша?!

Шепель улыбнулся:

— Здравствуй, Валя!

— Господи! Очнулся! Ну наконец-то! Но разве можно так пугать? У меня внутри словно все оборвалось, когда я услышала твой голос.

— Ты испугалась? Чего и кого?

Валентина поднялась:

— Он еще спрашивает. Почти трое суток тишина, и вдруг голос в ночи.

Девушка сумела взять в себя в руки:

— Но ладно, как ты?