Клайв Касслер: Сокровище

– А это что? – Он с искренним изумлением взглянул на летчика. – С каких это пор пилоты пассажирских линий берут с собой парашюты?

Лемке рассмеялся:

– Парашютный спорт – мое хобби. Если удается выкроить время, я таким образом развлекаюсь с друзьями в Кройдоне.

– Надеюсь, вы не собираетесь прыгать с борта реактивного самолета?

– Во всяком случае, не с того, который летит со скоростью пятьсот узлов на высоте тридцать пять тысяч футов [5] над Атлантическим океаном.

Агенты обменялись понимающими взглядами. Спортивная сумка была закрыта и возвращена пилоту вместе с удостоверением.

– Извините за задержку, капитан.

– Ничего страшного, я никогда не прочь поболтать.

– Желаем вам счастливого полета.

– Благодарю.

Наклонив голову, Лемке вошел в самолет и сразу направился в кабину. Он запер за собой дверь и выключил освещение, чтобы случайный наблюдатель не смог увидеть из окон зада, чем он занимается. Отработанными движениями он опустился на колени за креслами, вытащил из кармана небольшой фонарик и поднял люк, ведущий в расположенный под кабиной отсек, начиненный электронным оборудованием. Это помещение с легкой руки неизвестного шутника с незапамятных времен называли «чертовой норой». Он сбросил вниз, в чернильную темноту, веревочную лестницу и спустился, подгоняемый доносящимися до него приглушенными голосами обслуживающего персонала, занимающегося подготовкой пассажирского салона к полету, и глухими ударами, сопровождающими погрузку багажа.

Лемке потянулся вверх, взял сумку и включил фонарик. Взглянув на часы, он убедился, что в запасе у него около пяти минут до прибытия остальных членов экипажа. Уверенно – в процессе подготовки он повторил это упражнение не менее пятидесяти раз – он извлек из сумки подвижной контакт силового привода и соединил его с миниатюрным часовым механизмом, который пронес на борт, спрятав в головном уборе. Затем он закрепил полученную конструкцию на петлях небольшой дверцы, ведущей наружу, которой иногда пользовались механики аэропорта. После этого он выложил из сумки парашют.

Когда прибыли первый и второй пилоты, Лемке сидел в своем кресле и читал информационное сообщение аэропорта. Летчики обменялись обычными приветствиями и начали предполетную подготовку. Ни пилот, ни инженер не почувствовали, что Лемке необычно спокоен и углублен в себя.

Они наверняка обратили бы на это внимание, если в знати, что наступившая ночь должна была стать последней в их жизни.

Гада Камиль стояла в заполненном людьми зале ожидания перед великим множеством микрофонов, под объективами камер и терпеливо отвечала на бесчисленные вопросы репортеров, обладавших настойчивостью и упорством средневековых инквизиторов.

Только немногие спрашивали о ее поездке по Европе и встречах с главами государств. Большинство интересовалось ее мыслями по поводу казавшегося неминуемым свержения египетского правительства мусульманскими фундаменталистами.

Масштаб беспорядков был ей пока неизвестен. Фанатики под предводительством Ахмеда Язида, ярого приверженца ислама, разожгли религиозные страсти и повели за собой миллионы бедняков. За них были доведенные до нищеты крестьяне из многочисленных, разбросанных вдоль Нила деревушек и городская беднота. Высокопоставленные офицеры армии и военно-воздушных сил открыто сговорились с исламскими радикалами свергнуть недавно вступившего в должность президента Надава Хасана. Ситуация была в высшей степени нестабильной, постоянно менялась, и у госпожи Камиль не было последней информации о состоянии дел, поэтому она была вынуждена ограничиться общими фразами.

Гала прекрасно владела собой, ее невозмутимости мог бы позавидовать сфинкс. На вопросы она отвечала спокойно, без эмоций, но в ее душе царило смятение. Ей все время казалось, что она смотрит на себя откуда-то издалека, словно в центре вышедших из-под контроля событий находится кто-то другой и ему невозможно помочь и остается только пожалеть.

Маэстро Тутмес, глядя на нее, вполне мог бы создать тонкий и поэтичный скульптурный портрет царицы Нефертити, один из которых выставлен в Берлинском музее. Во внешности обеих женщин действительно было много общего: длинная шея, тонкие черты лица, пристальный взгляд. Госпоже Камиль было сорок два года. Стройная, черноглазая, смуглая, с длинными иссиня-черными волосами, расчесанными на прямой пробор и свободно спадающими на плечи, при росте пять футов одиннадцать дюймов она всегда носила туфли на высоких каблуках, а ее изумительно красивый гибкий стан облегал элегантный костюм.