Андрей Дышев - Серебряный шрам

– Ты там что, спирт лакаешь втихаря?

Я приближался к едва заметной полоске на снегу. Фирновая доска за ней слегка прогнулась, осела под жаркими лучами солнца, но трещину прикрывала как простыней. Я резко остановился, словно налетел на невидимое препятствие, схватился за грудь и повалился спиной на снег – в нескольких сантиметрах от трещины. Я изображал удушье, корчась и брызгая слюной.

Картавый не поверил и, не приближаясь ко мне, поднял «калашников».

– Вставай, динозаврик, вставай! – ласково сказал он и тут же свободной рукой обхватил Валери за шею. – Не встанешь – сделаю даме больно.

Я продолжал корчиться, и трудно сказать, сколько продолжался бы этот спектакль, если бы Валери не пришла мне на помощь:

– У него плохо с сердцем! – крикнула она, вырываясь из хватки картавого и подбегая ко мне.

– Назад! – заревел картавый, тоже кинулся к нам и оттолкнул Валери, которая пыталась ослабить мне ворот. – Вставай, динозавр, а не то пристрелю, как загнанную лошадь. Или ты хочешь, чтобы я понес тебя на себе?

Он не рисковал приблизиться ко мне, и я продолжал хватать губами воздух, хрипеть и судорожно скрести ногтями наст.

– Встать, дерьмо! – снова крикнул картавый и, приблизившись на шаг ко мне, попытался ударить меня ногой. Я вовремя увернулся, и удар пришелся по днищу рюкзака. Хрустнула щебенка.

Тут-то картавый и онемел на какое-то время.

– Что это там у тебя? – произнес он.

Я простонал что-то невнятное в ответ. Валери, покусывая губы, смотрела на меня каким-то странным, жестоким взглядом.

– Ты что, камней сюда насовал? – пробормотал картавый, склонился над рюкзаком и, стаскивая его с моих плеч, отволок в сторону. Развязка приближалась. Я оставался неподвижен, наблюдая за картавым через щелочку век.

Он открыл клапан, ухватился за днище рюкзака и стал вытряхивать его содержимое. Вывалился свитер, затем жилетка. Потом посыпалась щебенка.

У картавого отвисла челюсть. Он вмиг покрылся испариной, повернул в мою сторону искаженное злобой лицо и прохрипел:

– Ты куда порошок дел, гнида?! Ты куда его спрятал, урод?! Да я ж тебе кишки вместо шарфа на горло намотаю. Я тебе глаза в задницу повтыкаю…

Он поднял автомат, рванул затвор. Валери отвернулась, а я, собрав остатки сил, молниеносно выкинул руку вверх, отбивая ствол в сторону. Громыхнула короткая очередь, пули ушли в снег. Картавый повалился на меня, мертвой хваткой сжимая горло. Он был силен, к тому же давил мне на артерию всем своим весом, и у меня зазвенело в ушах, красное от напряжения лицо картавого поплыло перед глазами. Я подумал о том, что если Валери не шарахнет его по голове чем-нибудь тяжелым, то картавый, видимо, скоро меня придушит. Но Валери продолжала стоять рядом, как статуя, не предпринимая ничего, что могло бы помочь мне. Картавый зарычал, чувствуя, что я слабею под ним. Все, подумал я, кажется, это конец…

Страх, как я уже говорил, – замечательная вещь. Это неприкосновенный запас энергии, которым можно воспользоваться лишь в том случае, когда действительно приходит конец. Я заорал, вкладывая в этот крик мольбу к всевышнему о помощи, выгнулся, встал на лопатки, вдавил голову в снег и, ослепший, с набитым снегом ртом, почувствовал, что приподнял грузное тело картавого и последним движением, на которое только и осталось сил, перекинул его через голову.

Мне казалось, что прошла целая вечность до того, как сухо треснула снежная доска под грузным телом, потом раздался хлопок, словно вытащили пробку из винной бутылки. Я привстал и повернул голову. Картавого не было. Вместо него на снежной доске чернела дыра, похожая на открытый канализационный люк.

– Все, Валери! – крикнул я. – Все! Его больше нет!

Она, побледневшая до синевы, подошла ко мне, качнулась, опустилась на корточки и заглянула в трещину. Мне показалось, что она сейчас заплачет от жалости к картавому. Наверное, она сошла с ума. А может быть, сошел с ума я?

Она села в снег и, увидев лежащий на снегу рюкзак и горку щебня рядом с ним, закрыла лицо руками и едва слышно прошептала:

– Это катастрофа. Ты даже не представляешь, что произошло.

Я поднялся на ноги, потирая шею, на которой, как мне казалось, навеки останутся следы пальцев картавого.

– Ну не было же раньше в твоей жизни этого порошка, – сказал я, – и теперь не будет. Бог дал, бог взял. Мне кажется, что твоя жизнь намного дороже, чем порошок.

– Моя жизнь? – как эхо повторила она. – Но зачем она нужна, моя жизнь?