Андрей Дышев - Серебряный шрам

– Что значит – вместо порошка? – спросила она, не сводя с меня глаз.

– Это значит, что порошок я выкинул.

– Как это выкинул? – прошептала она, и глаза ее округлились. – Ты хотел сказать, что ты его перепрятал?

– Нет, Валери. Я хотел сказать, что я его сбросил в пропасть. – И я показал рукой вниз.

– Боже мой, боже мой, – прошептала она. – Как ты посмел? Кто тебе разрешил? Что ты наделал!

Она готова была заплакать, что меня удивило. Я взял ее за плечи и слегка встряхнул.

– Валери, проснись. Когда рубят голову, по волосам не плачут. Неужели ты еще не нахлебалась приключений с этим порошком?

– Сколько там было килограммов? – спросила она, но в это мгновение картавый вдруг вскрикнул, и я повернул голову в его сторону.

– Держись за веревку, сука! – орал он. – Зубами держись! Не вздумай сбросить рюкзак, иначе сразу полетишь за ним!

Я кинулся на край тропы, отталкивая картавого в сторону. Адвокат висел ниже нашего уровня на вытянутых вертикально руках, пытаясь намотать обе веревки на кулак. Я все сразу понял: у него лопнула «улитка», и адвокат держался теперь только на руках.

– Давай веревку! – крикнул я картавому. – Куда ты подевал все веревки?!

– Не горлань! – рыкнул картавый и ткнул меня стволом автомата в бок. – В моем рюкзаке! Тащи сюда!

Я кинулся к его рюкзаку, вытащил моток веревки, одним концом обмотал себя по талии, а второй кинул адвокату. С первого раза я промазал, и веревка пролетела мимо.

– Дай сюда! – Картавый сам стал сматывать веревку и, раскрутив ее в руке, кинул адвокату.

Рамазанов, насколько я понимал, держался из последних сил. Лицо его было покрыто красными пятнами и блестело от пота. Конец веревки упал ему на грудь, но ему нечем было схватиться за нее.

– К рюкзаку привяжи! – орал картавый. – Зависни на одной руке и привяжи конец к лямке!

– Сволочь, не рюкзак спасать надо, – сказал я ему.

– Пошел вон! Заткни хайло!.. Эй, блюститель законности, привяжи веревку к рюкзаку, мать твою! Выкарабкаешься – четверть порошка твоя. Слово чести даю! Мамой клянусь!

Я вколачивал в стену крюк. Если адвокат сумеет продержаться еще минут пять, я доберусь до него и помогу ему подняться на тропу.

– Кирилл! – негромко позвал он. – Не надо. Пустое! Все кончено.

– Молчите! – оборвал я его. – Продержитесь еще немного, сейчас я до вас доберусь!

– Давай, давай, динозавр! – похлопал меня по плечу картавый. – Если вытащишь рюкзак – четверть порошка твоя. Клянусь мамой, ты меня знаешь.

Адвокат смотрел на меня. Его руки побелели, веревка медленно ползла по ним, как змея, окрашиваясь кровью. Он опускался вниз и уже не мог сдержать этого движения.

– Кирилл! – снова позвал он меня. – Я хочу сказать… В общем, простите меня, Кирилл. Видит бог, я не хотел вам зла.

– Молчите, молчите! – Я откинул молоток в сторону, защелкнул на крюке карабин и протаскивал через него веревку.

– Тогда, на плато, помните, Кирилл? Это было предупреждение… Валери жалко. У нее все поставлено на карту… Простите, Кирилл!..

– Рамазанов!!! – крикнул я, и эхо покатилось по ущелью.

Он летел вдоль стены беззвучно, как если бы это был не человек, а манекен, медленно развернулся головой вниз, ударился о каменный выступ, закувыркался вместе с рюкзаком и, подняв тучу брызг, исчез в пене реки.

– Дерьмо! Подонок! Тварь! Дерьмо! – орал картавый, глядя вниз, потом перевел на меня бешеные глаза, дернул автоматом. – К стенке! Лицом к стенке! Вы все твари! Все вы дерьмо!.. Сколько там было порошка? Отвечай, динозавр, или я тебя пристрелю!

Я, стоя у стены, повернул голову:

– Килограммов десять. Большую часть я переложил себе.

Я уже был готов к тому, что он станет проверять мой рюкзак, но картавый ограничился лишь тем, что осмотрел его, приподнял за лямки и поставил на место.

– Надевай! – приказал он и, когда я взвалил рюкзак за спину, рванул Валери за руку и приставил ствол к ее голове. – Запомни, динозавр, – хриплым голосом сказал он, – если с рюкзаком что-то случится, я из твоей бабы не то что мужика – крокодила сделаю. Понял? Ты хорошо меня понял?

Мне было страшно смотреть на Валери. На ее лице блуждала улыбка, она едва не хохотала, сдерживая себя. Глаза ее плыли. Они были полны слез. «Она все поставила на карту», – вспомнил я последние слова адвоката. Что – все? На какую карту?

– Ну что ты меня толкаешь? – не то плача, не то смеясь, сказала она картавому. – Свою значимость хочешь показать? Ты помрешь со смеху, когда все узнаешь!