Юлия Латынина - Не время для славы

Антуанетта зябко повела плечами. Как ни мало она знала о республике, Хрися все же говорил кое-что. И она знала, что человек, стоящий за ее спиной, выследил и убил всех, кто ушел тогда живым из роддома. Если он это называет проваленным экзаменом, то что же для него – пятерка?

– Когда я не знаю, что делать, я прихожу сюда и молюсь, – сказал Джамалудин, – потому что в этом месте живет Аллах.

Антуанетте казалось, что в этом месте живет только ужас и холод.

– Есть такие, которые спрашивают, если Аллах всемогущ и всеблаг, как же он допускает существование зла? Я прихожу сюда, чтобы услышать Аллаха. Потому что здесь был Ад, геенна, и такого не бывает, чтобы Ад был – а Рая не было. Зло есть потому, что оно – пыль в глазах Аллаха. Потому что смерть – это песчинка, а Рай – бесконечен, и что такое песчинка рядом с бесконечностью? Это просто доказательство бесконечности. Если бы не было зла, мы бы не знали, что такое Аллах. Мы живем в этом мире, и когда я смотрю направо, и налево, и перед собой, я вижу зло, которое бесконечно и велико, но стоит поднять глаза наверх, и видишь, что это Аллах бесконечно велик, а любое зло в сравнении с ним бесконечно мало.

Антуанетте было очень страшно. И холодно. Ее усыпанные бриллиантами часики показывали час ночи, ее босоножки стыли на цементном полу, она не успела поесть на дне рождения, и чуть не умерла от этого жуткого ралли по ночным горам. Антуанетта вовсе не рассчитывала стоять заполночь в полуразрушенном здании со следами пуль на стенах. Она рассчитывала лежать в шелковой постели под самым сильным самцом, которого она когда-либо видела.

Этот человек был сумасшедший. Нет, определенно, он был полный псих. И вдобавок убийца.

Руки Джамалудина вдруг оказались на ее плечах.

– Прими ислам и выйди за меня замуж, – сказал Джамалудин Кемиров.

Шестое чувство удержало Антуанетту, чтобы не расхохотаться горцу в лицо. Она повернулась и молча обняла его. Они начали целоваться, жадно, как звери, сильное тело Джамала придавило Антуанетту к стене, и сквозь щипаную норку она почувствовала спиной круги и щербинки от пуль, и рукоять пистолета на животе Джамала больно впилась ей под ложечку. Руки горца сдирали с нее платье.

Антуанетта, хихикнув, сползла по стеночке ниже, и опытные ее руки скользнули под пряжку ремня.

– Не здесь, – задыхаясь, сказал Джамалудин.

Антуанетта удвоила старания. «Он мой, – молнией мелькнуло в голове, – он мой, и вилла в Ницце тоже моя, и дом на Рублевке, и вся Рублевка, и все эти сраные горы, а этот слюнявый садист Мао может отправляться в сортир. Я отомщу им всем».

– Не здесь, – повторил Джамалудин.

Антуанетта захихикала. Сознание будущей мести – и власти, и денег, – возбуждало не меньше, чем гладкая кожа мужчины, обтягивавшая стальные мускулы.

Джамал резко повернулся и бросился вон.

Антуанетта не поняла, куда он делся. Она моргала секунду, другую, – и тут на дорожке громко взревел мотор, и фары джипа описали сверкающую дугу в подбитой снегом ночи.

Антуанетта выскочила из роддома, как безумная. Красные габариты таяли в белой метели и черной ночи. На газоне, рядом со свежим шинным следом, валялся алюминиевый дипломат. Антуанетта подбежала к дипломату, раскрыла его, и увидела, что доллары все еще там.

Сначала Антуанетта решила, что это шутка, и что дикарь вернется с минуты на минуту. Но снег все шел и шел, стеклянная крыша над роддомом пылала призрачными бликами в свете фонарей. Ножки Антуанетты, в сверкающих босоножках с белыми каблучками и красными ремешками, свело от холода, в шубку из щипаной норки задувал ветер и снег.

Она стояла в двух тысячах метрах над уровнем моря, в сердце кавказских гор, в разрушенном здании со стеклянной крышей, в ночном городе, населенном террористами, уголовниками и просто кавказцами, в полуразорванном алом платье и норковой шубке из Милана, а в руках ее был дипломат с полутора миллионами долларов, а если считать с тем, что Джамал бросил ей под ноги во время первой песни, то еще тысяч на пятьдесят больше.

У нее не было ничего: ни мобильника, ни сумочки, ни даже обуви; только снег, ночь и скользкие босоножки на высоченных шпильках.

Антуанетта побежала по дорожке. Ей казалось, что цокот ее каблучков раздается по всему заметенному снегом городу. Когда она выскочила из сквера, она поскользнулась на тонкой подложке льда, вскрикнула и упала. Шубка распахнулась, бок мгновенно намок от тающего снега.

Антуанетта вскочила. Где-то за перекрестком мелькнул припозднившийся «жигуленок», Антуанетта запрыгнула за фонарный столб и затаила дыхание, но «жигуленок» сгинул, и Антуанетта побежала дальше, по заметенной снегом мостовой.