Михаил Ахманов - Наёмник

Тейт ухмыльнулся.

– А если начнут бузить?

– Если начнут, мисс Нэнси дашь бутылку, а мистеру Роберту – в челюсть. Всем все ясно?

Том кивнул, Тейт хмыкнул и поскреб лысеющее темя, Крис выругался – витиевато и, как всегда, невнятно. Каргин велел повторить, но соль до него не дошла. Он напрочь не понимал наречие штата Одинокой Звезды. [35]

– Мне что делать, дон капитано? – с надменным видом поинтересовался референт.

Дон капитано! Ехидничает? Нет, вроде бы серьезен… Тогда – с повышением вас!.. – поздравил себя Каргин и ткнул вверх пальцем.

– Следите за воздухом, дон Умберто, за подходами с пляжа и по Нагорной тропе. Еще – молитесь! Вдруг все же из Фриско прилетят…

Он повернулся и начал спускаться в джунгли.

Иннисфри, кратер; 23 июля, день

За спиной грохнуло. Каргин упал, вжался лицом в сырой белесый мох; взвизгнули осколки, порыв жаркого ветра пролетел над ним, земля всколыхнулась, будто в ее глубине начал ворочаться Мировой Змей Мидгарда из скандинавских легенд. Об этом Змее ему рассказывал Лейф Стейнар, покойный лейтенант-датчанин. Говорил, что чудище лучше не беспокоить всякими бомбами да взрывами – неровен час, проснется, всех отправит в Хель. Хель был скандинавским адом, и попадать туда Каргину вовсе не улыбалось. Как-нибудь попозже, в другой раз… Еще он надеялся, что ему, в силу профессиональных заслуг, уготовано место в Вальгалле – там, где разносят пиво и соленые орешки голубоглазые валькирии в мини-юбках от «Коко Шанель».

Сейчас бы он от орешков и пива не отказался… Да и от валькирии тоже…

Снова грохнуло. Меж деревьями взметнулся огонь, пронзительно заверещала и смолкла какая-то птаха, посыпались ветки и щепки, над головой со стоном пролетел кусок раскаленного металла. Из гранатометов лупят, подумал Каргин. Хорошо еще, простым снарядом, не «лягушкой»… «Лягушка» при ударе о землю подскакивала метра на полтора и лишь затем взрывалась, так что разлет осколков получался совсем иной, не снизу вверх, а во все стороны. «Лягушкой» бы его сейчас пришибли… Но и в обычных гранатах не было ничего приятного, а потому полагалось отступить. Выровнять линию фронта под давлением превосходящих сил.

Он пополз, прижимаясь к земле, опираясь на локти и колени – мимо низко свисавших бурых лиан, мимо зарослей с гроздьями белых цветов, похожих на колокольчики, мимо чико, саподиллового дерева с глянцевитыми темно-зелеными листьями. Кору чико посекли осколки, и теперь из порезов текла мутноватая камедь. В Никарагуа ее жевали, вспомнил Каргин.

Поднявшись, он запетлял между деревьями, стараясь бежать бесшумно, но быстро, потом продрался сквозь колючие кусты, тремя ударами мачете расчистив путь, выбрал местечко посуше и залег. Мачете давало ему большое преимущество – он рисковал забраться в дебри, куда врагам заказан вход. Они, конечно, могли попробовать, но всякий солдат, попавший в непроходимую заросль, был уже не боевой мобильной единицей, а мишенью. С преследователями такого не случалось, а это значило, что в джунглях они не новички.

Лиц их Каргин не видел, только темные силуэты, мелькающие меж стволов, но преисполнился уверенности, что гонят его не арабы и не китайцы. Коммандос, опытные наемники, профессионалы… Кто именно, он подозревал, но подозрения еще не перешли в уверенность. Двигались они неторопливо, развернувшись цепью, с упорством охотников на беззащитную дичь, и он поддерживал их в этом мнении – не выстрелил ни разу и кое-где оставил глубокие следы, будто дичь металась и кружила, охваченная паникой. Противник, впрочем, на эту уловку не поддался, что говорило о хладнокровии и изрядном опыте. Шли, как и прежде, не спеша и с осторожностью, палили по деревьям и кустам, пугали дичь, а в заросли не лезли. Зачем, коль есть гранатомет?

Замысел их был Каргину понятен: вытеснить его из леса на открытое пространство, взять живьем и попытать, много ли беглецов засело в кратере и где обретаются те беглецы – то ли в манграх, то ли в пещерах среди скао. В общем, если не считать пленения и допроса, это совпадало с его тактическими планами. Он уводил преследователей на северо-восток, подальше от Лоу бей и Хаоса, и занимался этим вполне успешно шесть часов. Он не устал и не испытывал особых неудобств, только хотелось есть и жгла царапина в боку от проскользнувшего излетного осколка.

Противник, надо думать, поиздержался сильнее. Если говорить об экономии сил и средств, то оборона всегда предпочтительней атаки, а в джунглях и горах подобный тезис верен вдвойне: догоняющий и атакующий затрачивает больше сил, ибо, распутывая следы и опасаясь засад, проходит большее расстояние. В таких экстремальных местах оно исчисляется не километрами, а иной мерой, связанной с боеспособностью и выживанием: усталостью, голодом, реакцией на опасность, потерей бдительности. Каргин надеялся, что неприятель если не утомлен, то раздражен – все-таки мотаться шесть часов в тропическом лесу не шутка. Раздражение давало ему выигрыш, было таким же козырем, как и его мачете; гнев туманит разум, и не всякий стрелок разглядит, где настоящая цель, а где – пеньки да кочки в пятнистых моховых комбинезонах.