Дмитрий Черкасов - Парижский десант Посейдона

– Тебя должны были сжечь в печке. А ты живой. Что прикажешь мне думать насчет секретного соглашения?

– Я думаю, меня просто не успели сжечь в печке, – спокойно сказал Соломон. – Но многих успели.

Майор потянулся, демонстративно зевнул.

– Не в цвет говоришь! На эсминце многие умерли, а ты живой. В лагере многих спалили, а ты живой. Тебя в этом ничто не смущает, а? Ты какой-то особенный? Может быть, ты заговоренный?

– Вполне возможно.

– И кем же? – иронически осведомился Жаворонок. – Поиграем в мракобесие? Нечто подобное я уже слышал.

– Меня хранит мой Бог.

Майор с силой треснул по столу кулаком:

– Ты это брось, твою мать! Вы утомили меня своими богами! Спелись, да? За дурака меня держите?

– У нас с Сергеем разные Боги, – ответил Красавчик.

– А! Вот как! Разные! Креста, значит, не носишь?

Соломон отрицательно помотал головой:

– Не ношу.

– А что ты носишь? Эту вашу... звезду Давида?

– Сейчас – нет. А в лагере носил. Нам всем выдавали. Желтые такие, к полосатой робе пришитые.

– И пионером был?

– Уже комсомольцем, – ответил «сученыш».

– Ну негодяй! Как же тебе твой бог не запретил?

– Он не запретил, он даже посоветовал. Иди, сказал, запишись. Тебе выживать нужно – так Он сказал.

Жаворонок крепко стиснул зубы. Процедил:

– Да, бля... Проморгали мы, прохлопали. Из Одессы ты, значит? Ну ничего. Мы прошерстим ваш одесский комсомол. Мы вытравим это ваше осиное гнездо. Выжжем его каленым железом.

Впервые за всю беседу на лице Соломона отразилась тревога:

– Они-то при чем? Не трогайте никого, это же я, и только я. Это мое дело! Другие-то ни в чем не виноваты!

Но Жаворонок уже мысленно потирал руки. Все-таки он намыл крупицу золота в пустой породе. Ему будет о чем доложить по инстанции. Конечно, его могущественному шефу наплевать на какой-то там одесский комсомол, но лишней такая информация никак не будет.

Он прищурился:

– Хорошо. Я промолчу, но только в обмен на твое сотрудничество. На правду. Ты расскажешь мне всю правду о ваших шашнях с немцами. А я попробую забыть про вашу комсомольскую организацию.

Он лгал, конечно.

Красавчик напряженно размышлял.

– Нет, – проговорил он после долгой паузы. – Мне не о чем рассказывать. Все наши шашни – уколы в живот и руки.

Жаворонок о чем-то задумался.

– Вы с Остапенко были в разных лагерях, – сказал он наконец, как будто разговаривал сам с собой – настолько был погружен в свои мысли.

Соломон лихорадочно пытался сообразить, к чему на сей раз клонит эта сволочь. Эх, нет здесь стальной балясины... Эта тварь ничем не лучше Месснера. Да... стало быть, эсэсовца звали именно так, надо, на всякий случай, запомнить.

Он вообще старался все в жизни запоминать, ибо неизвестно, когда и что пригодится.

И ничего не ответил.

– Кто был у вас комендант?

Красавчик назвал фамилию.

– А врач?

Тот назвал и врача.

Жаворонок вновь погрузился в раздумья.

О чем он размышлял, Красавчик так и не узнал. Допрос закончился, закончился внезапно и – ничем.

...Его отвели в каюту. Их с Сережкой держали порознь.

Пристегивать их никто не пристегивал, потому что с подводной лодки сбежать нелегко. А лодка шла своим курсом. И Сережке, и Соломону, хотя общаться они не могли, одинаково казалось, что они находятся лишь в середине смертельно опасного маршрута. Могло оказаться и так, что пройдено даже меньше половины.

– ...Как сквозь землю провалился, – подвела итог Мадонна.

Маэстро мрачно кивнул.

Они сидели в кабинете вдвоем, и у обоих уже болели глаза от изучения топографических карт. Телефоны, по которым должна была поступать свежая оперативная информация, звонили с тупой регулярностью, как было приказано: через каждые полчаса. Это могло означать только одно: предписание исправно выполняется; однако свежей информации нет никакой.

– Эх, Маслова бы сюда, – в сотый раз сказала Мадонна.

Но аналитик Андрей Маслов был задействован в другой операции и находился вне досягаемости.

Гладилин исчез.

Внутренние войска прочесывали местность в радиусе двухсот километров от места его высадки, но единственным результатом было обнаружение трупа несчастного старика-охотника в сторожке.

Оружия там не нашли, и Мадонна с Маэстро предполагали, что Гладилин завладел ружьем. Поэтому на «человека с ружьем» была дана соответствующая розыскная ориентировка.