Сергей Кулаков - Афганский полигон

– О, господи! – крикнул Донован, едва успев нажать тормоз и предотвратить столкновение с БМП.

Мирный горный кряж по ту сторону реки внезапно ощетинился стреляющими из десятков стволов бойцами. Засев среди камней, они вели кинжальный огонь по остановившейся колонне.

Завалившийся набок и уже чадящий жирным дымом «Скорпион» перекрыл дорогу вперед. Из гранатометов был подбит задний бронетранспортер, и колонна оказалось зажатой в тисках на коротком, простреливаемом губительным огнем отрезке.

Из БМП сыпанули спецназовцы, но многие тут же падали под автоматными очередями. Кое-кто пытался отстреливаться, прячась за броню, но это были жалкие потуги.

Огонь со стороны кряжа усиливался. Взорвался бронетранспортер, следовавший за фургонами. Подпрыгнул и запылал БМП. Спецназовцы пытались отстреливаться, но их безжалостно и методично уничтожали.

Донован оторвал руки от баранки, полез было наружу, но затем передумал. Ему показалось, что, пока он находится в своей машине, он в безопасности. Ведь по ней пока не было произведено ни одного выстрела из гранатомета.

Расширенными глазами он смотрел через лобовое стекло перед собой. Прошло всего минуты три от начала атаки, а все изменилось неузнаваемо. Горящая техника, казавшаяся совсем недавно несокрушимой, трупы бойцов, оглушительная пальба и взрывы.

Донован перевел взгляд на лейтенанта. Тот слегка откинулся назад, словно бы задремав, по его подбородку стекали капли крови. В боковом стекле виднелась аккуратная круглая дырочка, окруженная сетью мелких трещин. Случайная пуля нашла свою жертву.

Вскоре все было кончено. Последний защитник, вышедший из-за БМП с поднятыми руками, рухнул на землю, сраженный длинной очередью. Со стороны кряжа быстро сбегали проворные силуэты в просторных одеждах. Они с маху перескакивали мелкую речку и карабкались на дорогу.

Вот несколько человек обступили фургон Донована, что-то оживленно обсуждая на своем языке.

Другие добивали раненых, стаскивали со всех сторон трофеи. Доновану казалось, что все это кошмарный сон. Как зачарованный, смотрел он на обросшее бородой по самые глаза лицо одного из нападавших.

– Выходить! – крикнули ему, махнув рукой.

Он вздрогнул, вжался в сиденье. В него почему-то пока не стреляли.

Должно быть, догадался он, опасались повредить груз, который лежал за его спиной.

А если он выйдет, что будет тогда?

– Быстро! – закричали ему, угрожая автоматом.

Внезапно что-то вспомнив, Донован вытащил из нагрудного кармана бумажник, раскрыл его и, выставив перед собой, открыл дверцу.

– Сын, – заговорил он, слезая на землю. – Сын…

Он сделал несколько неверных шагов, вытягивая руку с раскрытым бумажником к бородатым, страшным лицам. По щекам его заструились слезы.

– Это сын, – лепетал он в последней надежде. – Мой сын, Дэвид. А это жена, Джулия…

Сухо прогремел автомат, черный дымок растворился в жарком воздухе. Обутая в кроссовку нога переступила через упавшее тело, жесткая рука вырвала бумажник из сжавшихся в агонии пальцев. Более до рядового Генри Донована никому не было дела.

Светловолосый молодой мужчина лежал в тени навеса на мягких циновках. Перед ним стоял низенький столик с фруктами и сладостями. Чашечка с кофе только что опустела, и мужчина с улыбкой хлопнул в ладоши.

Тотчас из дверей дома вышла девушка, закутанная в легкую сиреневую чадру. Двор со всех сторон окружали высокие кирпичные стены, поэтому лицо девушки оставалось открытым. Оно было очень миловидным, черноглазое, с изящным носиком и пухлыми розовыми губами. Фигура тоненькая, гибкая, кисти рук и ступни совсем крошечные.

Она подошла к навесу и почтительно поклонилась.

– Чего желает господин?

– Принеси еще кофе, Лейла.

Глаза красавицы блеснули.

– Господин пьет очень много кофе, – сказала она, забирая пустой кофейник. – Это может сказаться на его здоровье.

– Ты так заботишься о моем здоровье, Лейла?

– Мы все о вас заботимся, господин. Разве вы этого не замечаете?

– Замечаю, – улыбнулся светловолосый мужчина. – Очень хорошо замечаю.

Он накрыл ее крошечную руку своей рукой, поросшей по тыльной стороне кисти рыжеватыми волосками, нежно сжал.

Лейла потупилась, ласково высвободила руку.

– Днем этого лучше не делать, господин, – сказала она негромко.

Рука мужчины разжалась. Лейла взяла поднос и быстро ушла.

Какое-то время мужчина лежал, задумавшись и глядя на ярко-синее небо над стеной ограды. Затем поднялся, повел сильными плечами, прошелся взад-вперед по дворику, мощенному узорчатой плиткой. Поступь его была упругой, в ней ощущалось нечто кошачье. Казалось, его что-то тревожит, и он с трудом сдерживает свои эмоции.