Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи

— Ну ты даешь — сказал Алексей, впрочем без большого удивления — похоже, круто развернулся на диком Западе…

Моргунов ничего не ответил, понимая, что услышит сейчас окончательное решение.

— В общем, всё это мне странно — продолжал Алексей — но помочь тебе попытаюсь. Кое-какие возможности у меня есть, однако обещать не могу. Скажи, что мне в принципе предложить нужному человеку?

— Боевые полеты за границей — заранее придуманная ложь далась Моргунову легко. Все нити представления должны находиться у него, даже прочие участники не должны иметь полной картины, это не блажь, это безопасность…

— Лихо, лихо — пробормотал Логинов — ладно, если что-то выйдет, позвоню тебе через две недели, говори телефон и время.

Охрипшим от волнения голосом Моргунов назвал номер телефонной будки в которой сейчас находился и условное время, предутренний час, когда пустели даже темпераментные улицы испанской столицы. Обронив вместо прощания короткое „Жду“ он медленно опустил трубку на рычаг. О способе и гарантиях выплаты гонорара вопрос даже не поднимался. Обманывает друг друга только мелкая рыбешка, только полные идиоты. Все годы сотрудничества и просто общения с Логиновым они не обманули друг друга ни разу и это являлось совершенно нормальным состоянием вещей. Если бы хоть раз было иначе, Алексей бы никогда не откликнулся на его предложение, да Моргунов бы и не решился обратиться к нему со столь деликатным и попросту необычным поручением. Честность, по крайней мере среди своих, всегда себя оправдывала и являлась для Василия Петровича добродетелью как ранее в большом бизнесе, так и ныне в чисто криминальной операции.

Домой идти не хотелось и Моргунов, взяв сигареты, опустился на скамейку недалеко от своего подъезда. Город умиротворенно спал и покой его почти не нарушался ни порывами ветра, ни далекими полицейскими сиренами. Даже в периоды самого мрачного настроения Моргунов всегда восхищался этим городом, но сейчас, когда первые колесики тщательно сооружаемой им машины будущей операции потихоньку начали делать свои первые робкие обороты, он почувствовал, что скоро, вне зависимости от исхода предприятия, может потерять город, ставший частью его мира и поглотивший кусочек его жизни, навсегда. Потерять ещё один город… Либо бегство из Европы, скорее всего окончательное, либо… Возможности ареста Василий Петрович не допускал. „Браунинг“ в наплечной кобуре стал как будто органичной частью его тела и не мешал абсолютно. Иногда, приводя к себе проститутку, Моргунов сначала давал ей раздеться и лишь затем, убедившись в отсутствии подвоха, выходил в туалет и прятал оружие вместе с кобурой за сливной бачок унитаза. Дамы как правило не удивлялись, клиенты со странностями в их работе отнюдь не редкость. Вязкий коктейль из напряжения, осторожности и страха, коктейль, побуждавший постоянно иметь при себе оружие, стал постоянным и даже привычным компонентом его жизни, хотя бесконечной своей утомительности от этого не терял. Но в любом случае, так или иначе, скоро всё должно быть позади. Василий Петрович вытянул ноги и от окурка поджег новую сигарету. Если только всё удастся… Он заберется в такую глушь, где никто его никогда не достанет, организует какое-нибудь дело, вернет прежнюю нужность и значимость для себя самого. Готовность идти ради этого на громадный риск он не ставил себе в особую заслугу. В Моргунове говорил чистый и холодный расчет. Его нынешнее существование ни материально, ни как-то иначе не обеспечено и не подстраховано. Перемены необходимы в любом случае, а тот план, что он так стремительно пытался провести в жизнь наилучшим образом уравновешивал риск с ожидаемыми выгодами. Василия Петровича только несколько раздражало, что сейчас судьба столь тщательно лелеемого им плана находится в руках тоже заинтересованных, но всё же других людей. В действительно ответственных и важных мероприятиях Моргунов не любил полагаться на кого бы то ни было кроме себя и до сей поры ни разу в этом не разочаровался. Но обстоятельства ныне стояли превыше его воли и в грядущие, длинные и невыразительные дни и часы ему оставалось только пестовать своё терпение. Чтобы хоть чисто внешне скрасить ожидание он уехал на атлантическое побережье, в Кадис, и часами бродил по одиноким ещё в эту пору вызревающей весны пляжам ни о чем особенно не задумываясь, а лишь наслаждаясь созерцанием игривой силы вечного океана.

Через десять дней после своего отъезда, загорелый и посвежевший, он вновь стоял у заветной телефонной будки, от всей души надеясь, что в этот поздний, а скорее ранний час никто не составит ему конкуренции в обладании ею. Назначенный час, а за ним и ещё один, прошёл безрезультатно. Город медленно просыпался, вступая в обычный свой день. В окнах начинали шуршать поднимаемые жалюзи, кое-где хлопали дверцы ночевавших на улице автомобилей. Нужно было уходить, чтобы не привлекать внимание своей длинной, бесцельно топчущейся в этот динамичный час фигурой. Моргунов с досадой смял опустошенную за ночь пачку сигарет и швырнул её на тротуар, чего обычно никогда себе делать не позволял. Что ж, под дверью этой телефонной будки вполне может пройти ещё не одна ночь и Василий Петрович решительным шагом отправился домой — спать.