Михаил Нестеров - Оружие уравняет всех

– Ну? – вопросительно поднял подбородок Каталин.

– Она вся на нервах.

Катала не выдержал и громко рассмеялся. И припомнил фразу из американского боевика:

– Если вы не переносите жару, на кухне вам лучше не работать.

– Нам ждать минимум два часа, – Николаев бросил взгляд на экран телефона, отмечая время. Подышав на стекло, протер его рукавом рубашки. – Наперед будем связываться с пилотом, а потом с Вивьен.

– Наперед? – Каталин хмыкнул. – И с чем связана эта конспирация?

– Думаю, не все в порядке с бумагами на детей. – И снова посетовал: – Большая партия…

– Жадность фраера сгубила. – Катала покосился на Живнова, отмечая бледность на его лице, его подрагивающие руки. Налицо все признаки страха, но Живнов был не из таких. – Что, спекся, легионер? Сходи опростайся, легче будет.

Живнов ответил ему вымученной улыбкой.

Катала передразнил его и взялся за ручку дверцы.

– Пойду разомнусь.

– Разомнись с пользой, – напутствовал его Николаев. – Займи удобное место для наблюдений за самолетом. Обращай внимание даже на автозаправщики, на обслуживающий персонал.

– Со мной ты будешь поддерживать прямую связь или там через второго пилота?

С этими словами Каталин вышел из машины и неторопливо пересек участок парковки. Пара мгновений, и он смешался с пассажирами у центрального входа.

– Достал он меня, – еле слышно произнес адвокат. Каталин выражал общее настроение, избегая подтекстов. Отличный боец, но посредственный разведчик, еще раз подытожил Нико.

«Спекся, легионер? Сходи опростайся».

Нико в упор посмотрел на Живнова и отдал распоряжение.

– Ты тоже на воздух иди. Ты знаешь, что делать.

Живнов кивнул и тоже вышел из машины. Он занял место за столиком летнего кафе, успев, однако, подумать, о нелепости этого определения в стране, где круглый год лето.

– Кофе, – сделал он заказ подоспевшему официанту. Сделав первый глоток, набрал номер телефона, который помнил наизусть. Несколько секунд, и ему ответили на французском.

– Полиция?

– Да, представьтесь, пожалуйста.

– Я сделаю по-другому: назову вам организацию и имена тех, кто незаконно хочет вывезти из страны детей… Да, вы правильно поняли. Самолет отправится через полтора часа.

Нико не смог бы объяснить, по какой причине он медлит. Настала очередная стадия операции – прощание с Мэрион. Но только для того, чтобы чуть позже снова сказать ей «здравствуй». И было видно, как ей тяжело прощаться с Сюзон. Может быть, причина кроется в сплетении рук этой худенькой, но сильной женщины и беззащитного ребенка? Мэрион на протяжении нескольких дней была для девочки матерью, и только с ней Сюзон чувствовала себя спокойно. Или в безопасности дело? Пожалуй, ей такие чувства были неведомы. Хотя как знать.

Николаева поторопил Живнов, тронув командира за плечо:

– Пора.

– Да, – быстро кивнул Нико.

Он вышел из машины, потянулся, разминая затекшие мышцы спины, и неспешно направился к зданию аэропорта. Оглянулся на полпути и не сразу отыскал среди сотен машин белый «Шевроле». На мгновение он ощутил в груди тревогу: пока он шел, кто-то занял его место за рулем и увел машину, на заднем сиденье которой сидели, обнявшись, Мэрион и Сюзон.

Он подошел к телефону-автомату и вынул из кармана карточку, на которой осталось три тысячи франков, ровно одна минута разговора с Москвой. Нико набрал номер, который все эти дни хранил в памяти, и с нетерпением стал дожидаться соединения. Пять, десять длинных гудков. Почему пилот самолета так долго не отвечает на вызов?..

Это нервы дают о себе знать. Нико точно был уверен: чем ближе финал, тем чаще бьется сердце. Отчего-то в начале пути не так сильно беспокоишься, как в конце. Конечно, столько пройдено, пережито, что терять это на последнем шаге обидно. Кажется, в спину дует ветер несправедливости.

Нико мысленно сотворил на груди крестное знамение, когда трубка ожила.

– Алло?

– Рене?

– Да. С кем я говорю.

– Это Нико. Ты должен помнить меня.

– Конечно. Перезвони через пару минут. Вивьен сейчас нет рядом, а я занимаюсь проверкой оборудования. До связи.

– Эй, у вас все в порядке?

– Пока да.

Нико положил трубку на рычаг, давая старт забегу на сто двадцать секунд. Два круга по шестьдесят. Когда стрелка повернет на второй круг, прозвенит колокол.

Нико не мог припомнить, когда он так переживал, нервничал, на его взгляд – беспричинно. Устал? Предчувствует опасность? Она не отпустит его до самого конца. И он вдруг представил, что конец совсем близок. Он плюют на Вергельда и думает только об одном, ждет того момента, когда он передаст девочку матери. Передаст генный материал, который позволит ему выиграть дело, защитить клиентку.