Виталий Гладкий - Жизнь взаймы

Черт побери! – мысленно воскликнул Паленый. О чем я думаю!? Бред какой-то…

Они вошли в дом. Анну Григорьевну встретила прислуга – русоволосая женщина в годах с пышными формами.

– Анечка, неужели!? – Она смотрела на Паленого как на привидение.

– Как видишь, Маргоша… – устало ответила супруга Князева.

– Александр Игнатьевич! – воскликнула потрясенная Маргоша. – Глазам своим не верю! Какая радость, какая радость… – Ее глаза наполнились слезами, но круглое лунообразное лицо сияло.

Добрая душа эта толстушка, подумал, немного оттаивая душой, Паленый. Он знал точно, что не ошибся в своем определении – у него был особый нюх на порядочных людей. Так же, как и на мерзавцев.

– Маргоша, у него проблемы с памятью, – сухо сказала Анна Григорьевна. – Так что оставь свои излияния и приготовь нам что-нибудь поесть.

– Дайте мне полчаса, и будет вам шикарный праздничный ужин, – молвила несколько озадаченная Маргоша, не сводя с Паленого добрых коровьих глаз.

– Поторопись. Антошка спит?

– Нет. Ждал тебя. Он в детской. Играет с новой железной дорогой.

– Пойдем… – Анна Григорьевна взяла Паленого под руку, и он покорно пошагал по паркету рядом с нею, дивясь роскошному интерьеру дома и большим размерам комнат.

Детская показалась Паленому огромной – как помещение вокзала. Здесь было все, что нужно для воспитания ребенка, и даже больше: много шкафов с игрушками и книгами, картины и карты на стенах, домашний кинотеатр – огромный телевизор с плоским экраном, компьютер, музыкальный центр, телефон, удобная мягкая мебель с яркой обивкой…

В одну из стен был вмонтирован большой аквариум, в котором плавали экзотические, а значит, очень дорогие рыбки. В углу, на массивной мраморной подставке, стояла просторная красивая клетка с какими-то птичками. Они увлеченно порхали и чирикали на разные голоса.

Мальчик возился на полу, где была смонтирована игрушечная железная дорога с мостами, акведуками, станциями, светофорами и паровозными депо. Он и сам пыхтел, как паровоз, управляясь со своим обширным хозяйством, жужжащим электромоторами.

Мальчик так увлекся игрой, что даже не заметил вошедших.

– Антон! – окликнула его Анна Григорьевна.

Выражение лица Анны Григорьевны было строгим, но в ее больших глазах читалась огромная, всепоглощающая материнская любовь.

– Ма?.. – Мальчик поднял голову.

Он был как ребенок с праздничной открытки – розовощекий, с блестящими озорными глазенками… и очень похож на Князева.

Паленый держался за спиной Анны Григорьевны, и мальчик поначалу не видел его. Но вот мать отступила в сторону, и Антон перевел взгляд на Паленого.

– Папа… – Он медленно встал. – Папа, папочка!

С радостным криком мальчик бросился к Паленому и запрыгнул ему на руки.

– Папочка, я так ждал тебя, так ждал… Почему ты так долго задержался в этой противной командировке? – лепетал ребенок, тесно прижимаясь к Паленому.

От близости детского тельца у Паленого неожиданно закружилась голова. Ребенок пах молоком, шоколадом и еще чем-то очень приятным – наверное, запахом детства.

Паленый почувствовал, что на глаза навернулись слезы. Ему до щемящей боли в груди вдруг стало жалко это безгрешное маленькое существо, которое какие-то ублюдки лишили отца. Появись у него такая возможность, он разорвал бы их голыми руками.

Стараясь не поддаться плохим эмоциям, он быстро справился с ненавистью к убийцам, нежно обнял мальчика и перевел взгляд на Анну Григорьевну. Он должен ей рассказать правду, должен!

Нет, только не сейчас. Нельзя сейчас… Это было бы слишком жестоко. По крайней мере, по отношению к ребенку.

Анна Григорьевна наблюдала за сценой встречи с каким-то странным выражением. Она словно превратилась в статую из белого полупрозрачного фарфора. А ее глаза буквально светились. Вот только непонятно, что они скрывали за этой лучезарностью…

Ужинать сели не через полчаса, а спустя час с лишним. Мальчик никак не хотел слезать с рук Паленого. Наверное, он боялся, что "папа" снова уедет в "командировку".

Когда ребенок все-таки угомонился и уснул со счастливой улыбкой на лице, Паленый и Анна Григорьевна прошли в столовую, которая тоже была немаленькой и напоминала банкетный зал шикарного ресторана. Что касается самого стола, то он был выше всех похвал.

– Маргоша, по-моему, ты немного перестаралась, – добродушно заметила Анна Григорьевна. – У нас ужин, а не банкет. Здесь еды и напитков хватит на десятерых.