Виталий Гладкий - Жизнь взаймы

– Это вам, – безо всякого смущения сунула она в руку капитана пачку долларов. – Премия за успешный розыск моего мужа, как и было объявлено. Большое спасибо.

Теперь Паленый, наконец, сообразил, почему капитан был с ним таким душкой и почему он прямо лучился от радостного ожидания… понятно чего.

– Анна Григорьевна, если вам что-нибудь понадобится… В любой момент я к вашим услугам! – зачастил капитан.

– Учту. А его я забираю, – сказала женщина. – Пойдем, любимый. Мы будем тебя лечить… и ты все вспомнишь.

Ее слова для Паленого прозвучали весьма двусмысленно. Но что-либо возразить он не успел. В комнату вошли два амбала, бережно взяли его под руки и повели к машине; это был "мерседес". Кроме "мерса", Анну Григорьевну (как мысленно величал ее Паленый) сопровождал еще и "джип" с охраной.

"Да-а, влип я…– с тоской подумал Паленый. – Расколют меня, как пить дать, и где-нибудь закопают. Может даже на Мотодроме. Там не свалка, а черная космическая дыра. Недолго музыка играла… Все возвращается на круги своя".

Несмотря на мягкие, удобные подушки, он сидел, как на иголках. И глядел прямо перед собой, боясь даже голову повернуть, чтобы посмотреть на женщину. А она на него смотрела, и очень пристально. Это Паленый просто кожей чувствовал.

"Господи! – мысленно взмолился Паленый. – За что!?" Стоило ли так много страдать, чтобы на самом пороге новой жизни получить пулю в лоб или удавку на шею. От этих – он вспомнил рожи телохранителей сидевшей рядом женщины – не вырвешься.

Кабы знать…

Ну зачем, зачем он купил билет на поезд дальнего следования!? Ведь до Москвы можно было преспокойно добраться электричками. А там – ищи ветра в поле. Глупец!

Эх, судьба-судьбинушка…

– Саша, почему ты сразу не поехал домой, а взял билет до Москвы? – неожиданно задала женщина тот же вопрос, что и капитан во время допроса.

– Не знаю. Мне казалось, так будет лучше… – начал объяснять Паленый – и осекся.

Вопрос был задан на английском языке! И он все понял!!! Для Паленого это открытие было шоком.

– Оказывается, твоя забывчивость распространяется только на меня…

В голосе женщины прозвучала горечь. Или ему почудилось?

– Нет, это не так, – возразил Паленый после некоторого замешательства. – Просто память иногда преподносит мне сюрпризы.

– Ты действительно все забыл?

– Честное слово! Я вообще ничего не помню из своей прошлой жизни. В этом мире я словно младенец.

– Ничего, надеюсь это поправимо. Надеюсь, дома ты все вспомнишь.

Слова женщины прозвучали напряженно и сухо…

Доехали быстро – за два с половиной часа. Машины буквально летели по трассе. Водители держали скорость в пределах ста тридцати – ста пятидесяти километров в час.

Дважды их останавливали сотрудники ГИБДД – за превышение скорости. И каждый раз красномордые мздоимцы, сухопутные пираньи российских дорог, подобострастно козыряли невозмутимой Анне Григорьевне, сжимая в потных кулаках зеленые бумажки с изображением одного из американских президентов.

Анна Григорьевна и впрямь была не только богатой, но и крутой…

Паленого привезли в загородный дом, больше смахивающий на поместье. Шагая рядом с Анной Григорьевной по дорожкам, вымощенным тротуарной плиткой, он видел краем глаза, что она наблюдает за ним с напряженным выражением лица.

Наверное, она надеялась, что ее "супруг" вспомнит хоть что-то, не без горькой иронии подумал Паленый. Он никак не мог отделаться от мысли, что стал участником какого-то фарса, где ему отведена одна из главных ролей.

Но с другой стороны в сознание начала вползать подленькая, трусливая мыслишка – а что если и впрямь Анна Григорьевна не притворяется, и приняла его за настоящего Князева? Может ли такое быть?

Может, подсказывал ему внутренний голос. А почему бы и нет? Мало ли какие изменения могли произойти с человеком за год скитаний в невменяемом состоянии.

Внешний облик? Ну, здесь почти все нормально, в этом Паленый был уверен. И фас, и профиль хирург вылепил точно по фотоснимку.

Уши Князева были примерно такой же формы, как у него; волосы мужа Анны Григорьевны на фотографии показались Паленому темными, тогда как его вихры уже посеребрила ранняя седина, но этот момент вполне объясним – кого красят и молодят невзгоды и страдания?

Оставались рост, комплекция и походка. Тут уже можно было только гадать. Приходилось уповать лишь на то, что Анна Григорьевна на такие вещи могла и не обратить должного внимания.