Виталий Гладкий - Меченые злом

Леха Саюшкин шел в "малину". Это если называть место тусовки ворья разных "мастей" по старинке. На самом деле современная "малина" представляла собой достаточно просторный бар, правда, не в центре города, но неподалеку, с шикарной стойкой, барменом-пройдохой, отнюдь не дешевыми путанами и не менее дорогим пойлом весьма подозрительного, несмотря на фирменные наклейки, происхождения и качества.

От прежних старорежимных правил содержатель притона оставил главные: в баре гужевались только свои, неоднократно проверенные, а полуподвальное помещение "малины" имело два тайных запасных выхода на разные улицы; так сказать, во избежание.

В бар не допускалась даже местная братва, бандиты и отморозки, так как воры считали себя кастой избранных. Иногда в полуподвал захаживал участковый, но только за "гостинцем" – содержатель притона не хотел портить отношения с властью, хотя мог не платить никому, имея такую "крышу" как воровской кагал.

Бар назывался "Волна", несмотря на то, что до ближайшей реки было не менее пяти километров. Может, его окрестили в честь расположенного неподалеку пруда – глубокой грязной лужи, образовавшейся на месте котлована, вырытого в незапамятные времена под закладку фундамента для так и не построенного дома. А возможно первый владелец бара был большим романтиком и мечтал о Рио-де-Жанейро, пальмах, золотых песчаных пляжах и мулатах в белых штанах.

Как бы там ни было, но содержатель "малины", обрусевший украинец Москаленко, не стал менять название. И теперь взгляду прохожих представали выщербленные ступеньки, ведущие вниз, невзрачная железная дверь с большим нестандартным глазком и выцветшая вывеска, нарисованная блудливой рукой художника-недоучки. На ней были изображены разбушевавшееся море, яхта под белым парусом и загорелая девушку с бедрами, напоминающими кузов гитары.

Внешний вид бара, расположенного в полуподвальном помещении старого четырехэтажного дома послевоенной постройки, совсем не соответствовал внутреннему содержанию. Интерьер и антураж были выдержаны в лучших традициях нового времени: много мрамора, бронзы, фальшивой позолоты, искусственных цветов и портьер с рюшами. Все это резко контрастировало с темными клетчатыми скатертями, которые не мог отстирать даже широко разрекламированный порошок "Тайд". Блатная братва тушила о скатерти окурки, наводила длинными концами скатертей глянец на обувь и марала их оружейной смазкой. Потому владелец "малины" счел разумным не выбрасывать деньги на ветер и скатерти менял лишь тогда, когда они совсем приходили в негодность.

Леха подошел к двери бара и нажал на кнопку звонка. Внутри раздалась соловьиная трель, послышались тяжелые шаги и кто-то приник к глазку.

– Хто таков? Шо нада? – Голос был басовитый, но какой-то ущербный, без внутренней уверенности, присущей большим сильным людям.

– Открывай быстрей… хохол гребаный! – ощетинился Саюшкин. – Кто, кто… Хрен в манто.

Будто сам не видишь… – Он посмотрел на низко нависшее небо, которое уже начало ронять первые капли дождя, и поднял воротник куртки, чтобы защититься от ветра.

Громыхнул засов и на пороге появился странный тип, чтобы не сказать больше. Огромная шишковатая голова, похожая на тыкву с усами, сидела на непропорционально тонкой и длинной шее, а квадратное туловище – косая сажень в плечах – покоилось на кривых рахитичных ножках. Парень (а ему было не больше тридцати лет) казался сшитым из запасных частей слепым портным, который находил их на ощупь. Он смотрел на Леху невинными детскими глазками без ресниц и как-то странно улыбался – будто морщил нос от неприятного запаха.

– Заходь, говнюк, – "мило" пригласил Саюшкина странный швейцар. – Як твои собачьи дела?

– Мои дела на уровне, – ухмыльнулся Леха. – А насчет собачьих… Ошейник с шипами для тебя хозяин так и не купил?

– Хе-хе… – несколько натянуто рассмеялся, опять наморщив нос, швейцар. – Все шуткуешь?

– Иронизирую.

– Ну-ну… – Швейцар смотрел на вора с улыбкой, но в его маленьких холодных глазках пряталось нечто очень опасное – как затаившаяся в расщелине скалы змея.

В ответ Саюшкин тоже весело рассмеялся и изобразил умильную рожицу. Несмотря на свои постоянные пикировки со швейцаром, ему вовсе не хотелось портить с ним отношения. Леха знал, что Шулика (так звали главного стража "малины"; это была не кличка, а фамилия) нередко выполнял для хозяина притона поручения весьма деликатного свойства, имеющие прямое отношения к очень серьезным статьям Уголовного кодекса.