Сергей Кулаков - Курильская обойма

– Всего-то? – усмехнулся Лютый.

– Будет добиваться освобождения Курил, – сказал Плетнев. – Это и так понятно.

– Сколько времени у нас в запасе?

– Не более трех часов.

– Может, мы выдадим себя за журналистов и высадимся на платформе? – предложил Лютый.

– Не выйдет. Одзаки потребовал, чтобы прислали только женщин-журналисток.

– Хитрый, гад, – вырвалось у Трубы.

– Умный, – возразил Плетнев.

– Небось и их в заложниках решил оставить, – высказал свое мнение Док.

– Хватит им одной, – оборвал подчиненного Лютый. – Товарищ каперанг, я предлагаю действовать на опережение.

– То есть? – поднял брови Артамонов.

– Одзаки наверняка чувствует себя в безопасности. По крайней мере, он уверен, что в ближайшие сутки платформу штурмовать не будут. Никто не рискнет подвергать жизни заложников опасности. Одзаки надеется на долгие переговоры. Он занял стратегически выгодную позицию, заминировал вышку и собирается диктовать условия. У него и его людей сейчас момент эйфории. Они хоть и несут дозорную службу, но в несколько расслабленном состоянии.

– Ты предлагаешь атаковать? – быстро спросил Артамонов.

– Так точно, товарищ каперанг.

– Опасно, – покачал головой Плетнев.

– Продолжай, капитан, – сказал Артамонов.

– Сейчас еще ночь. Темно будет еще час-полтора – и начнет светлеть. Это самое подходящее время для атаки. Мы подберемся к вышке на подлодке и атакуем вышку из-под воды.

– Мы думали об этом, – кивнул Артамонов. – Но уж очень рискованно. Там же эти понтоны в несколько этажей… Пока вы заберетесь наверх, они вас вычислят.

– Не вычислят, товарищ каперанг, – уверенно заявил Лютый. – Мы работали на таких платформах. Мои люди специфику знают. Если атакуем под утро, я ручаюсь за успешный исход операции.

Артамонов осмотрел бойцов. Все твердо смотрели ему в глаза, никто не сомневался в успехе.

– Хорошо, – кивнул Артамонов, – меня ты убедил. Но я должен связаться с командованием. Ждите.

Он быстро вышел из рубки.

– Может, мы пока изучим карту? – предложил Лютый Плетневу. – Чего время терять?

Судя по виду Плетнева, он был настроен скептически по отношению к радикальным действиям группы. Эдакий замполит, всегда и во всем сомневающийся. А скорее всего, он и представлял идеологический сектор – проводил на корабле политику ныне действующей власти, всего остерегающейся.

Но все-таки возражать Лютому пока не стал. Решил дождаться командира корабля.

– Прошу, – указал на расстеленную на столе карту.

– Так, – деловито приступил к работе Лютый, – это место расположения вышки?

– Именно так, капитан, – иронически кивнул Плетнев.

– Глубина – сто метров. Понятно. Рифы… Это хуже.

– Вот подходящий коридор, – ткнул в карту Труба.

– Да, годится. Надо обогнуть в этом месте. Затратим полчаса, но зато не напоремся на рифы.

В этот момент вернулся из переговорной рубки Артамонов. Все выжидательно повернулись к нему.

– Командование дало «добро», – отрывисто сообщил Артамонов. – Давайте отработаем детали.

– Товарищ каперанг, – заговорил Лютый с таким видом, точно не сомневался в результатах переговоров, – понадобится мини-подлодка. Здесь на большой субмарине мы не пройдем.

– Я уже распорядился, капитан. Через полчаса она будет здесь. Что еще?

– Нужна схема платформы.

– Скоро будет. Руководство фирмы уже готовит чертежи к высылке.

– Док, Толстый, займитесь баллонами, они почти пустые.

– Есть.

Бойцы побежали выполнять приказ. Плетнев с тонкой улыбочкой смотрел на нахального капитана, который распоряжался в командной рубке крейсера, как у себя дома.

Роман, в свою очередь, злорадно посматривал на кавторанга. Что, съел? Это тебе боевые пловцы, а не мальчики на побегушках. И если они начали действовать, лучше им не мешать.

Сэй снова навестила Наташу.

Наташа дремала на ящиках, поджав ноги к груди. Было довольно холодно, в окошко задувало сырым ветром. Между полосками жалюзи потемнело, наступил вечер. Зажегся в углу тусклый фонарь. Наташа несколько раз принималась стучать по двери, но никакого результата это не принесло.

Чтобы не падать духом, она сделала серию физических упражнений, связав кое-как разрезанную на груди майку. Ту самую, с дурацкой надписью, которую подыскал для нее Роман. При воспоминаниях о Романе, об убитых ребятах ей становилось так нехорошо, что возникала отчаянная мысль шарахнуться виском об угол железного ящика и разом со всем покончить.