— Так, вот сделали полезное дело, — сказал Джим, складывая половинки распиленного браслета в руку Гэса.
Потом негр отправился снова заниматься уборкой. Он напевал себе под нос, домывая пол и расставляя стулья вокруг небольших круглых столиков, которые застелил свежими белыми скатертями; потом вымыл и вычистил стойку бара.
Гэса сморила усталость. Его рану промыли, смазали йодом, его накормили, его спрятали, и теперь он уже не мог больше сопротивляться изнеможению. Его голова упала на грудь, глаза закрылись сами собой, и мгновением позже он уже лежал на жестком армейском одеяле и спал, и жесткости не успел почувствовать.
Когда Джим возвратился к себе в комнату и увидел Гэса, спавшего, скрючившись, на его койке, он достал старенькое стеганое одеяло и прикрыл им молодого человека, покачивая при этом головой, будто вопрошая: зачем мне ко всем моим проблемам еще одна? Но ответа он не знал.
Он взял свое банджо — единственную вещь, которая ему принадлежала, если не считать одежды, — и стал тихо наигрывать на нем. Ну и что он теперь скажет боссу?
Гэса разбудил рев трубы, который все усиливался; к нему присоединились стенания саксофона, а потом заиграли тромбон, гитара, банджо, пианино и барабаны.
Гэс только раз в жизни слышал такой музыкальный грохот — как-то раз в графство Форд приезжал оркестр “Рингинг Бразерс”. Но то воспоминание блекло перед тем, что он слышал сейчас. Прошло не меньше минуты, прежде чем он сообразил, где он и почему. И пожалуй, впервые он с полной ясностью осознал, что ему уже никогда к фермерству не возвратиться.
Музыка ритмично громыхала за закрытой дверью. И хотя Гэсу было любопытно взглянуть, что там происходит, дверь он не открывал — прежде всего потому, что боялся, чтобы у Джима из-за него не возникли неприятности. Он включил свет, встал с койки и посмотрел на себя в зеркало. Загорелое лицо в следах от одеяла после сна, льняные волосы, жесткие, как солома, растрепаны. Он тихонько рассмеялся, глядя на свое изображение. И куда же такому здоровенному детине деться? Чем заняться?
Дверная ручка задергалась, и Гэс резко повернулся. Дверь открылась, и в комнату юркнул Джим, тут же закрыв дверь изнутри на ключ. Гэс в первый момент даже не узнал его — на Джиме были пиджак в широкую яркую полоску и брюки, широкие вверху и сильно суживающиеся книзу.
Увидев удивленное выражение на лице Гэса, Джим уже собирался спросить, на что это парень так выпучил глаза. Но потом вспомнил, что тот не имеет никакого представления о том, что происходит за пределами этой маленькой комнатки.
— Этот костюм я надеваю, когда играю в оркестре, — быстро объяснил он. — Я хотел просто посмотреть, как ты тут поживаешь. И сказать тебе, чтоб сидел здесь и не высовывался, пока я тебе не подам знак. У нас все заканчивается часа в четыре или в пять утра.
— А что это... за место? — спросил озадаченный Гэс.
— “Клуб Ирландского Петуха”, — пояснил Джим. — Ну, такое заведение, знаешь, как тебе сказать, — ну, называем мы его “развлекаловка”, сюда приходят выпить, развлечься немного. Это что-то вроде салуна, но только нелегального, подпольного.
— Ага, — сказал Гэс. — Извини, что я такой...
— Не за что извиняться. — Джим улыбнулся. — Я боссу про тебя еще не говорил. А ты пока отдыхай, набирайся сил, а то вдруг придется тебе отсюда сматываться. Босс ведь может не захотеть, чтоб ты тут прятался. Знаешь, он и меня тут едва терпит. Если б я не занимался здесь уборкой, он бы вполне обошелся без банджо для своего оркестра.
— Джим, не делай из-за меня ничего такого, что могло бы тебе навредить, — попросил Гэс. — Теперь я уж сам, спасибо тебе, как-нибудь смогу из всего этого выбраться.
Тромбон сыграл несколько нот. Джим обеспокоенно повернулся к двери.
— Это мне сигнал. Поспи пока, залечивай бок. Утром я приду.
И Джим, этот маленький чернокожий святой в соломенной шляпе-канотье, в полосатом пиджаке с широкими плечами, в нелепых штанах и светло-желтых туфлях юркнул за дверь.
Гэс снова улегся на койке, выключил свет и, несмотря на грохочущую музыку, время от времени раздающиеся аплодисменты, повизгивание женщин, хриплые выкрики и смех мужчин, заснул. Ему снилось, что он снова едет в товарном вагоне: поезд мчится к темному тоннелю, а машинист свистком паровоза наигрывает мелодию “Больница Святого Иакова”.
— Да, сэр, мистер Фитцджеральд. — Гэс посмотрел прямо в глаза седовласому мужчине. Глаза были цвета вороненой стали; мужчина был одет в добротный серый костюм.
Читать дальше