— Вас же всех убьют, — неожиданно твердым голосом сказала Катя. — Я знаю, какая у вас открывается навигация… Убьют всех, папа! Вы не уцелеете… Ну посмотри ты на своих мужиков! — Она вскочила, встряхнула за плечи отца. — Ты же их старше! Ты должен видеть! Они — мальчишки. Они тебе преданны и потому умрут, папа! Подумай, куда ты их поведешь? В какое плавание?
— Катя, это нестрашно, — попытался успокоить он. — Они не мальчишки, они воины и умеют выживать. Они выживут и победят!
— Не ври, папа! Неужели ты слепой? Открой глаза, посмотри! Да, они воины, но они умрут. Ты же еще не знаешь, какие звери стоят против вас! Звери — не люди! — Она вдруг заплакала, брызнули слезы. — Папочка, пожалей их, оставь. Мне так жаль Тучкова…
Она замолчала, по-бабьи вытерла слезы ладонями, затем высморкалась в подол и стала жесткой, как спица.
— Пап, ведь и тебя могут убить.
— Не убьют.
— Ты ничего не знаешь! Ничего не знаешь!
— Я много чего знаю, Катя…
— Нет! — крикнула она. — Не знаешь, ничего ты не знаешь… Они надругались… Насиловали меня! И потому боялись отпускать!
— Я знаю…
— Откуда ты знаешь, папа? Это была моя тайна! Я не хотела…
— Почувствовал, Катя. Ты еще не умеешь хранить тайны, а я, на свою беду, умею видеть… Увидел и ужаснулся, что они сделали с тобой.
— Запомни имена — Руслан и Саид. Не смогла… Схватила автомат и не сдвинула предохранитель. Силы не хватило… Потом они стали бить по почкам, чтобы следов не осталось. Вдруг спросит хозяин?.. А потом снова насиловали… Папа, если встретишь их — убей. Я Тучкову сказала, он убьет, если встретит. И ты — тоже… Пожалуйста, папа!
— О чем ты просишь, Катя? Об этом не нужно просить…
Она помолчала, сжимая кулачки, медленно расслабилась.
— У меня плохое предчувствие… Такая страшная навигация открывается. Уплывет Тучков, мне уже никогда не посмотреть моста. А там, говорят, каменные лошади. Каменные, а как живые… Папочка, ты не можешь оставить его на берегу?
— Не могу, Катя… Куда мне без команды?
Когда она была совсем маленькая, генерал иногда говорил ей, что он — капитан дальнего плавания, что у него большой корабль с настоящими матросами. И все подарки, которые он привозил, были подарками матросов. Когда же перестала верить, придумал секретную военную стройку…
— Ты не знаешь, куда мама засунула мой бушлат? — спросил он через некоторое время. — Я не могу найти. А скоро машина придет…
Катя молча встала, забралась в глубокий стенной шкаф, порылась и вытащила бушлат.
— Он совсем старый, пап. В дырках… Посмотри, вата торчит.
— Это все от ветра. На морях же бывают шторма…
— Не говори мне больше про моря! — чуть не закричала Катя. — Я не маленькая. А ты разговариваешь со мной, как с ребенком!
— Ладно, не обижайся… Не про моря, так про что говорить?
— Скажи, чтобы тебе дали новый, — она виновато сбавила тон.
— Нет, это мой талисман! — засмеялся он. — У каждого моряка…
Катя вскинула возмущенные глаза, заставила замолчать.
— Сейчас я заштопаю!
— В дорогу ничего не зашивают, — предупредил генерал. — Говорят, память зашьешь.
Ей что-то хотелось сделать, помочь; в суете и бесконечном движении она пыталась спрятать страх, дрожащий в ее сухих глазах. Пока генерал переодевался, Катя готовила и рассовывала по карманам рюкзака бутерброды, одновременно варила кофе в походный термос, проверяла, все ли взял с собой — бритву, крем, мыло, зубную щетку и пасту, при этом охала, всплескивала руками, что-то заменяла, перекладывала, уталкивала плотнее вещи в рюкзаке и так, чтобы не давило спину. И в этих женских заботах смаргивался и улетучивался ее испуг… Дед Мазай летел осматривать и принимать новое место дислокации спецподразделения «Молния». Воссоздавали ее в строгой секретности, поэтому забрасывали подальше от Москвы, в Мурманскую область, где среди болот, сопок и тайги стоял заброшенный военный городок расформированной за ненадобностью радиотехнической станции наведения. Погасить «Молнию» было легко. И теперь, чтобы снова возжечь ее, требовалось собрать воедино разбежавшихся «зайцев», сбить в подразделение, в стаю псов войны и возбудить энергию воинского духа.
Для общего сбора и в самом деле нужно было три-четыре дня. А для всего остального — не один год монастырского затворничества, бесконечных воинских «молитв», мужского и мужественного труда в полной изоляции от общества, чтобы почувствовать истинное воинское братство.
* * *
Всю дорогу от Москвы до Мурманска, а потом на военном вертолете до брошенного городка Головеров молчал, не задавал никаких вопросов, как, впрочем, и все остальные. Он догадывался, что произошло, хотя информацию имел скудную — ту, что получил от Тучкова по телефону.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу