Сергей Алексеев - Удар «Молнии»

— Аллах акбар, Кархан, — негромко вымолвил генерал, приближаясь к нему вразвалку. — Встань, по твою душу пришел, с того света. Мне нет покоя, и тебе не дам.

Кархан распрямился, взгляд был мутный, утомленный — в самом деле надломлен. Дед Мазай вставил ключ, освободил из «браслета» руку, и она безвольно упала вниз.

— Я поверил в твою смерть, — трудно ворочая языком, проговорил Кархан. — На похоронах был…

— Не тебе же одному позволено воскресать. Вот и я воскрес.

Бывший «грушник» потер отекшую руку, болезненно поморщился: у него было нормальное состояние полной подавленности, обычно следующее за приступом буйства. Сейчас он напоминал боксерскую грушу, которую наконец оставили в покое — обвис, оплыл книзу, отяжелел.

— Пришел спросить, где твоя дочь?

— Не спросить, Кархан. Взять свою дочь.

— Надеешься, что отдам?

— Отдашь, — выдохнул генерал. — И плохо, что не сделал этого сам, когда поверил в мою смерть. Но если я теперь пришел — ты отдашь.

Он снова сел на корточки у стены — то ли зэковская, то ли восточная поза, обнял себя за плечи.

— Думаешь, если переиграл меня, значит, раздавил? Не-ет… Я ведь снова встану. В песках живет ящерица, варан. Наступишь — в песок уходит и жива.

— У тебя мозги, кажется, и в России начали разжижаться. Не только от жаркого климата.

Кархан посмотрел на него снизу вверх — во взгляде его в самом деле было что-то от варана…

— Ты со мной ничего не сделаешь, генерал. Сегодня я под твоей подошвой, но победа моя. В этом и есть фокус восточной психологии. Ты мне не можешь причинить вреда. Бить — я боли не боюсь. Пытать? Ты же знаешь, как «духи» умеют пытать. Сам не выдержишь. А убить — рука не поднимется. Твоя дочь у меня вместо ангела… Когда-то давно Восток научил вас разрывать врагов лошадьми. С тех пор вы стали сильной нацией. Но потом бессовестный Запад стал внушать вам идею гуманизма, одновременно сжигая на кострах своих инакомыслящих граждан. Вы ею прониклись и пошли дальше, изобрели интеллигентность. У вас возникла потребность самобичевания. Вы забили себя и ослабели. Вы всегда побеждаете и никогда не можете воспользоваться плодами победы. Сказать откровенно, мне жаль Россию. Вы забьете себя до смерти.

— Печальная перспектива, — медленно проговорил генерал. — Услышал бы раньше, может, и правда похоронили бы меня сегодня. Что же ты, старый боевой товарищ, не приехал ко мне во второй раз на дачу, как условились? Нарисовал бы мне эту картину, глядишь, я бы контракт подписал. А ты меня сразу конями рвать.

— Неужели не понял почему?

— Хоть сейчас объясни!

— Интеллигентность и демагогия стали вещами равнозначными, — со вздохом сожаления сказал Кархан — Мне некогда заниматься словоблудием. Пусть в этом упражняются политики, журналисты. Я человек дела. Ты хоть и генерал, и профессиональный военный, но послушал я тебя в первый раз и понял: в разговорах так все и утонет. У тебя начнется приступ самобичевания, самообличения, и так вплоть до самоубийства. Я тебе кровь взгорячил, заставил думать о жизни, о будущем. А Россия сейчас думает о смерти. Кстати, сегодня на твоих похоронах слушал, о чем люди говорят.

— Интересно, о чем же? Должно быть, обо мне?

— О тебе — меньше всего. Немного — о вдове. А больше о том, как дорого нынче умирать. Каких больших денег стоят похороны. — Кархан неожиданно усмехнулся: — Поверь мне, клянусь! Скоро в России примут закон или издадут указ о бесплатных похоронах. Умирайте на здоровье! И будут умирать миллионами

— Что-то мы сегодня все о смерти! — бодрясь, воскликнул дед Мазай. — Давай о жизни?

— О жизни возможен лишь один разговор. Мне очень понравилось, как сработали сегодня твои ребята, — Кархан встал, ухватившись за трубу с наручниками, слегка обвис — расслаблял, оживлял тело после приступа — Пожалуй, я готов вернуться к нулевому варианту. Сейчас ты поедешь со мной, подпишешь контракт в присутствии… официальных лиц. В их же присутствии встретишь свою дочь и благополучно вернешься домой.

— Неплохой вариант, — одобрил генерал. — Эдакий образчик, как мы не умеем воспользоваться плодами победы.

— Сергей Федорович, у тебя нет другого выхода.

— Выходов больше, чем тебе кажется, но мне нравится только один. Я вот тебя послушал и с некоторыми доводами согласен. Ты — человек авторитетный, Герой Советского Союза. Спорить трудно… Но со многими согласиться решительно не могу, — генерал прогулялся по залу, потрогал тренажерные станки, вернулся к Кархану. — Например, ты помнишь, куда привязывал гранату, когда уходил к душманам? Так у меня сильнейшее желание привязать ее тебе опять к этому месту и выдернуть чеку. Прямо вот здесь!