Сергей Алексеев - Удар «Молнии»

— Но кто еще хочет такого объединения, кроме Чечни? — спросил генерал. — На Кавказе десятки народов.

— Захотят, когда увидят сильную Ичкерию.

— Способную противостоять России? Угрожать ей? Держать в напряжении бесконечным террором?

— Это не цель, а лишь одно из средств достижения цели, — пояснил Диктатор. — Я понимаю вашу заботу об Отечестве. Но не моя вина, что Россия бежит к своей гибели, ориентируется только на Запад, ждет от него подаяния, как нищая. Клянусь, мне стыдно!

— А гнать потоками фальшивые деньги, наркотики — не стыдно? Готовить диверсии на ядерных объектах?.. Я этого никогда не пойму. Спасаться за счет других — дело не благородное. Разжигать войну во имя сохранения — абсурд. Чечня может и сгореть в этом огне.

— Все в руках Аллаха!.. — Он пошевелился, переставил ноги — в тесноте броника скоро затекали мышцы. — Но согласитесь, генерал, пока сильна Россия, на Кавказе спокойно. Так было во все времена. К сожалению, это бывает редко, и тогда пожар вырывается из глубин. Сейчас тот самый случай. Невозможно противостоять вещам, которые развиваются с исторической закономерностью. Не советовал бы вам ввязываться в эту войну, и по одной причине: вы — профессионал, а чеченский пожар — война интересов многих… политиков. Это темное дело, генерал, бессмысленное для непосвященных и профессионалов.

— Почему же вы считаете, что я непосвященный? — спросил генерал.

— Вы — не политик!

— До недавнего времени и вы не значились в политиках.

Диктатор поправил пилотку, что-то вроде улыбки появилось в уголках его рта, прикрытых усами.

— Послушайте моего совета, я знаю, о чем говорю. Уходите в Россию, защищайте ее интересы в другом месте. Например, в Москве. Ваш опыт больше бы пригодился в столице. Вы же не страдаете предрассудками, как мой народ, не отягощены обычаями кровной мести…

— Отягощен, — глухо проговорил дед Мазай. — И завет получил… Люди Кархана изнасиловали мою дочь. А Кархан был вашим человеком.

Этого он не ожидал и в первый раз на короткий миг смутился, потерял нить своих размышлений, сломался строй аргументов.

— Назовите мне, кто это сделал, — после паузы сказал Диктатор. — Вам не пристало мстить. Я прикажу своим. Они умеют брать кровь за кровь.

— Спасибо, я сам, — бросил генерал. — Придется и этому научиться.

Он повернул запор на двери, толкнул створку броника: на улице светало и снова моросил осенний дождь.

— Я бы и вам отомстил, — сказал генерал, выбираясь наружу. — Но не могу убить безоружного. И драться с вами в поединке тоже не могу, хотя руки чешутся. Я князь Барклай-де-Толли, и, по традиции нашего рода, стреляться с вами — ниже моего достоинства. Откровенно сказать, я пока не знаю, что делать. Вы уже второй пленник в «Молнии», а в гражданской войне в плен лучше никого не брать. Никак не привыкну к реальности, все, как дурной сон…

Захлопнув дверь, он знаком подозвал офицера-охранника, прошептал в ухо:

— Принеси ему воды. Он хочет пить, но никогда не попросит.

Генерал вернулся в овощехранилище и застал Шутова с Головеровым за столом из картофельных ящиков. Бывший начальник штаба что-то рассказывал суперснайперу, тыча пальцем в карту.

— Может, тебе рапорт вернуть? — спросил дед Мазай.

— Нет, не хочу больше, — проронил тот. — И так два раза в одну реку. Через двадцать минут к нам сядет борт из Моздока. Разрешите убыть, товарищ генерал.

— Борт? Чей? Почему? — опешил генерал.

— Только что передали, — объяснил Шутов. — Просили координаты. Сам «брандмайор» летит! Должно быть, ордена везет, сверлите дырки, господа диверсанты.

Ровно через двадцать минут, прижимаясь из-за низкой облачности к земле, показался вертолет Ми-8 в сопровождении трех боевых зелено-пятнистых «крокодилов». Не прицеливаясь, он с ходу опустился у лесополосы, а тройка прикрытия осталась барражировать в воздухе, отстреливая тепловые ракеты. Генерал вышел из «зеленки» и лесополосой направился к вертолету, откуда, в свою очередь, появились четыре фигуры в камуфляже и двинулись навстречу. За спиной деда Мазая, чуть приотстав, чтобы избавиться от разговоров, шагал Глеб Головеров, безоружный, в черной от грязи и копоти полевой форме, без знаков отличия.

«Молния» на всякий случай была приведена в боевую готовность и растворилась в окрестностях места посадки.

Встретились на середине лесополосы. Генерал ничего не докладывал, а лишь представился, поскольку они впервые виделись с «брандмайором». Над головой вились «крокодилы» — предвестники войны…