Сергей Алексеев - Удар «Молнии»

— И «Шварцкопф» поверил? — потирая огненное темя, спросил Комендант.

— Вполне… И ручки поцеловал, приложился.

— А камень получил?

— Кажется, он не из тех, кто достоин получить камень, — предположил офицер ФСК. — С суконным рылом да в калашный ряд…

— Шаманила с ним?

— Слегка… Да вы посмотрите!

— Оставьте кассету… Сейчас болит голова, будто и впрямь навела порчу. — Комендант достал таблетку, проглотил без воды. — Считаете, вопрос войны решен?

— Безусловно. «Космос» дал «добро», все ждут начала. Особенно шакалы и маркитанты.

— Что вы предлагаете?

— Пустить встречный пал, как на пожаре, — сказал Сыч. — От вас требуется единственное: на несколько дней по сигналу блокировать всю информацию, поступающую из Кремля в Чечню и обратно. Всего на несколько дней. И этого… полковника космической службы.

Комендант сглотнул несколько раз: таблетка присохла к стенке горла и палила слизистую…

— Силами одной «Молнии»? Бессмысленно. Верная гибель, самоубийство.

— Вместе с оппозицией. Поведем к власти Чеченца. Другого выхода нет. Командир «Молнии» встретился с ним, разработали совместный план действий. Спецподразделение… в общем, уже на марше.

— Авантюра, — заключил Комендант. — «Генсек» не потерпит Чеченца у власти. Начнется новый тур, новая игра…

— Но уже наша игра! Не по сценарию этих шаманов.

— Это верно… Они боятся непредсказуемости. Но запомните, умеют все обращать в свою пользу, вынуждают бороться с самим собой. А потом… исполняют танец на крови. Вы не видели ритуальных танцев?

Сыч глянул на него с подозрительной суровостью, должно быть, усомнился в здравомыслии Коменданта. Обычно люди такого склада ума и физической мощи были не подвержены никаким воздействиям магических сил и не верили ни в Бога, ни в черта.

— Не видели, — подытожил он. — И хорошо, никогда бы не видеть. Потому что жить становится невыносимо, теряются идеалы, вера в добро, в справедливость и благоразумие мира. Взамен возникают десятки вопросов, а главный — кто управляет всей этой кухней? Транснациональные банки? «Большая семерка»? ЦРУ? Инопланетяне с летающих «тарелок»? Полковники в юбках?.. Кто? Кто меняет режим, объявляет или прекращает войны? Папа Римский? Президент США? Толковище воров в законе?

Собеседник слушал его и недовольно водил птичьим взглядом, вероятно, не готовый к такой откровенности и не расположенный к дискуссиям.

— Нет, нет, я некоторые ответы знаю, — попробовал он заинтересовать Сыча. — Кое о чем догадываюсь… Грядет эпоха власти над сознанием человечества. Отрабатываются модели, принципы, возможности психотронного оружия, готовятся религиозные войны, сталкивают лбами православие и ислам. Нет, я вижу, что происходит, только не знаю, как противостоять этому шаманству. Блокировать информацию в оба конца несложно: перекрою спутниковые каналы связи, поставлю на профилактический ремонт радиорелейную связь… А вот как остановить этого «Распутина» — ума не приложу. Я ведь ее боюсь, если откровенно, иду мимо, глаза отвожу. Скоро фиги в кармане держать буду. Говорят, эту нечисть просто так и не убьешь. Только медной пуговицей…

Комендант замолчал, ощущая резкий прилив недовольства собой. Он как бы услышал себя со стороны и неприятно поразился, какая чушь получается вместо откровения. Любой нормальный человек принял бы его за сумасшедшего, за впечатлительного неврастеника, но другими словами подобные вещи объяснить было невозможно, и Коменданту оставалось, как мастеру Левше, подсмотревшему кое-что в Англии, идти и кричать, чтобы не чистили ружья кирпичом…

Сыч же только нахохливался, хмурил брови, словно собирался ударить клювом.

Удобную позицию пришлось оставить в тот же вечер, едва в горах стемнело и прекратилось движение на дороге. Сюда он добирался на милицейской машине, захваченной в Грозном, и чтобы скрыть маршрут движения, не доезжая блок-поста на границе района, свернул на проселок, загнал желтый УАЗ подальше от глаз, бросил и к ферме уже добирался пешком. Уходить отсюда он рассчитывал только с победой и налегке, поэтому теперь тащил на себе четыре гранатомета, шарахался с дороги при виде всякой автомобильной фары и за ночь одолел едва ли пятнадцать верст.

В следующую ночь Глеб обошел стороной бывший пост ГАИ, где теперь был укрепленный пункт, контролирующий дорогу, и под утро, когда уже валился с ног от усталости, а больше от голода, наткнулся на шашлычную, видимо построенную во времена развития кооперативного движения и впоследствии заброшенную. Со вкусом выложенная из дикого камня сакля прилепилась на склоне горы, внизу же располагалась автомобильная стоянка с намеком на кемпинг — крытые беседки, туалет, смотровая яма… Место приличное, с неплохим обзором, однако с километр ровного участка дороги, где машины наберут скорость и есть опасность промахнуться; а хуже всего — в случае неудачи уходить придется по склону, открытому для огня с дороги. Глеб поднялся в шашлычную по каменным ступеням, заглянул внутрь: дверей и окон давно уже не было, как, впрочем, и пола, зато осталась крыша из рубероида и вывеска. Поскольку выбирать было не из чего, он остановился здесь и устроился на день за камнями неподалеку от сакли. Пользуясь утренними сумерками, спустился вниз к ручью и запас четыре литровых бутылки воды, подобранных тут же на стоянке. Чтобы отголодовать дней десять, требовалось окончательно промыть желудок и не есть ничего вообще, иначе замучает чувство голода. Он знал, что через три дня организм адаптируется, придет в норму и появится прилив сил, острое ощущение жизни — цвета, запаха, возникнут приподнятое настроение и ясность мысли. И главное, никаких хлопот о пище.